Да, видно, в счастливый час пришел он в Паталипутру. Ведь не прошло и суток — восьми страж, — как в его руках оказалось столько средств и возможностей действовать. Конечно, увидевшись с Мурадеви, он приложит все усилия, чтобы убедить ее, что ее сын жив. Но как устроить их встречу? Вриндамала — вот единственный путь. Однако не стоит говорить с ней при ее духовном наставнике. Надо постараться встретить ее в другом месте. Пожалуй, лучше, чтобы Васубхути вообще ни о чем не знал Конечно, было бы весьма полезно иметь помощником такого человека — Васубхути вхож во многие дома, у него есть тайные ученики среди знати. Но все же трудно рассчитывать на помощь монаха в таком деле. «Начну лучше с Вриндамалы, — решил Чанакья, — а уж если Васубхути сам обо всем узнает, откроюсь ему, насколько будет нужно, и попрошу помощи».
В таких раздумьях, не уснув ни на миг, провел брахман долгую ночь. Наконец наступил рассвет. Чанакья посмотрел на восточный край неба, кроваво-красный от света зари, и ему показалось, что это заря осуществления его гордых замыслов.
Великой торжественностью дышало начало дня, и брахман сказал сам себе:
«О глубокий, покойный сон! Сегодня ты отказался посетить меня, так не являйся ко мне и впредь, до того часа, пока я своей рукой не возведу Чандрагупту на престол Паталипутры!»
И с этим он приступил к совершению утреннего ритуала. Он со всем старанием исполнял привычный обряд, но душа его не участвовала нынче в святом таинстве. Все его мысли были устремлены к Вриндамале, Мурадеви и Чандрагупте. Уже за полдень он выполнил полностью долг благочестия и почувствовал приступ голода. Как и накануне, Васубхути прислал ему от себя кое-что из съестного, и сегодня Чанакья уже со спокойным сердцем не пренебрег этим подношением. Принимаясь готовить себе еду, он пожалел, что не взял с собой хотя бы одного ученика — тогда он избавил бы себя от подобных забот. Но потом подумал, что стоит только освоиться в городе и выказать намерение обучать, как от учеников не будет отбоя.
Брахман разжег огонь и, когда пища была готова, совершил трапезу строго по ритуалу. А после того снова отправился в монастырь к Васубхути. Монах, по-видимому, тоже освободился уже от своих религиозных обязанностей, потому что был занят какими-то письмами.
Чанакья молча сел неподалеку, ожидая, когда монах кончит писать. Наконец Васубхути покончил с одним письмом и, призвав своего ученика, которого звали Сиддхартхак, приказал ему тайно передать это письмо Вриндамале.
Тотчас в уме Чанакьи мелькнула мысль, что вот он, тот самый удобный момент, и, решив сразу же привести эту мысль в действие, он сказал Васубхути:
— Святейший монах, я недавно здесь и еще совсем не видел Паталипутры. Если вы позволите, я пошел бы вместе с вашим учеником и по дороге осмотрел красоты этого города.
Монах задумался лишь на мгновение и тут же согласился:
— Хорошо, ступайте. Только вот я посылаю его с тайным делом, так что…
— О нет, если мое присутствие может чему-нибудь помешать, я не настаиваю. Но прошу никогда — ни в настоящем, ни в будущем — не допускать и мысли, что я могу разгласить тайну или повредить делу того, кто с такой добротой и гостеприимством принял меня, едва я вошел в этот город. Единственное, что я могу сделать, так это заплатить долг, предложив свою помощь.
Чанакья говорил так искренне и взволнованно, что малейшая тень сомнения не закралась в душу Васубхути.
— Конечно, Сиддхартхак, — сказал он ученику, — ты возьми с собой благородного брахмана. Только постарайся, главное, сделать так, чтобы никто не видел, когда ты будешь передавать письмо Вриндамале.
Итак, Чанакья, довольный, ушел вместе с учеником монаха. Сиддхартхак был еще совсем юноша, но пережить успел немало. Родился он в знатной семье и одно время был приближенным раджи. Но потом невесть за что на него обрушился царский гнев, его лишили почестей и состояния. Один бог знает, что сталось бы с юношей, если бы его не заметил монах Васубхути и не взял под свое покровительство. Сиддхартхак сделался преданным учеником монаха. Чанакья с первого раза, как только увидел Сиддхартхака, подумал, что этот юноша может очень пригодиться ему в его деле. Сейчас он шел за своим проводником и размышлял, как бы расположить юношу к себе и завязать с ним дружбу.