на алтарь своих богов жертвенного быка, чтобы боги помогли им одержать победу в сражении. Лучшего из
лучших выбирали греки для жертвы из стад бедняков. Напрасно обиженные вопрошали своего бога, отчего не
пошлет он им великого воина, который отомстил бы неверным за ужасные злодеяния. Но бог, казалось, не
внимал их моленьям.
Ночная беседа еще продолжалась, когда прибежала вдруг одна из дочерей старого пастуха.
— Отец, пропал теленок рыжей коровы. Он сегодня в первый раз пошел за ней на пастбище. Сейчас мы
доили коров, а его нет. Стали всюду искать — и не нашли. Мне очень жаль его: ведь он был такой хорошенький,
веселый. А метки какие счастливые!
Девушка не на шутку огорчилась, в глазах ее блестели слезы.
2 П а р в а т е ш в а р, или Парватеш — “Владыка гор”, — в санскритской литературе царь некоей страны, расположенной,
по-видимому, в предгорьях Гималаев. Автор настоящего романа ассоциирует его с известным в истории царем Пором (по-
гречески Порос), правителем индийского царства в Северном Пенджабе, который был покорен Александром
Македонским, хотя и оказал сопротивление захватчикам.
Их стадо не было маленьким, напротив — оно было достаточно велико. Но пастухи любили животных и
сильно горевали, если пропадал даже самый маленький ягненок. Стада составляли все их богатство. А рыжей
своей коровой и ее теленком старый пастух особенно дорожил. В окраске их были отличительные знаки,
которые по пастушьим приметам приносили счастье и удачу.
Потому так встревожен был старый пастух, Сразу встал он и вышел из круга. Ему показалось дурным
знаком, что известие о пропаже теленка пришло именно тогда, когда они говорили о злодеяниях греков.
“Наверно, — подумал старик, — теленок отбился от стада по дороге на пастбище и какой-нибудь грек увел его”.
Он расспросил всех, кто ходил со стадом, где и когда в последний раз видели теленка, и узнал, что на
пастбище теленок был, но никто не видел его после того, как стадо спустилось вниз, возвращаясь в долину. Все
были уверены, что теленок либо потерялся где-то в горах, либо стал добычей хищника и что вряд ли его можно
будет найти. Но старый пастух был не из тех, кто теряет надежду, прежде чем сделает все, что в его силах.
— Ни крошки не будет у меня во рту, пока я не найду этого теленка! — поклялся он.
Он туго затянул свой пояс, взял в руки старый пастушеский посох и, позвав с собой тех, кто готов был
пойти с ним на поиски, отправился в горы.
Как уже было сказано, стояла ночь полнолуния. По-летнему ни облачка не было на небе, и свет луны
заполнял его из края в край. Дальние высокие вершины покрыты были снегом, и лунный свет отражался в них,
так что казалось, будто небесная река широким потоком струится на землю и заливает ее всю. По ночам леса в
Гималаях обычно кишели хищным зверьем. Но в эту ночь все живое замерло в лесах, будто околдованное
волшебным светом.
Старый пастух не замечал редкой красоты ночи. Словно святой садху1, всецело сосредоточившийся
мыслями на боге, думал он лишь о пропавшем теленке, отмеченном счастливыми знаками. Каждое мгновение
глаза его были готовы разглядеть в густой тени деревьев заблудившегося несмышленыша, а уши — услышать
его жалобный зов.
Много молодых пошло на поиски теленка, но зорче всех были сейчас глаза старика, крепче всех — его
ноги: так велико было его стремление найти пропажу.
Когда они пришли на пастбище, старый пастух велел обыскать весь окрестный лес. Он выбрал
направление для каждого из своих спутников и сам пошел по одной из троп. Он не пропустил ни одной пещеры,
осмотрел все заросли диких кустарников на своем пути. Но тщетно. Теленка нигде не было.
1 С а д х у — странствующий нищий-аскет у индуистов.
Почти теряя надежду, он свернул с дороги, по которой обычно стада спускались в долину; немного в
стороне от нее был еще один, очень крутой спуск. Рискованно было идти ночью этим путем, но, подумав, что
теленок мог случайно туда забрести, пастух решил поискать и там. За свою долгую жизнь старик привык к
трудным пастушьим тропам, но этот спуск был так узок и крут, что он несколько раз спотыкался и падал.
Пройдя больше половины пути, он остановился. В этом месте тропа раздваивалась, и одно из ее
ответвлений — чуть приметная каменистая тропка — шло на восток, в страну Магадху. Некоторое время пастух
раздумывал, спускаться ли ему в долину или свернуть к востоку и поискать теленка на той магадхской тропе.
Он колебался, но, почувствовав наконец сильную усталость, решил вернуться в долину.
Не успел он пройти и двух шагов, как ему показалось, что где-то неподалеку плачет ребенок. Но как мог
очутиться глубокой ночью в этом диком месте грудной младенец? “Верно, это кричал какой-то редкий зверь”, —
подумал старик и не стал останавливаться. Но снова, и теперь уже совершенно явственно, до него долетел
жалобный детский плач.
Было трудно заставить себя вернуться, но пастух решил, что все-таки надо взглянуть, что это за диво, и
пошел по тропе, что вела в Магадху. Именно с той стороны доносился плач.
Пройдя по тропе шагов пятьсот, старик понял, что плач раздается из-под огромной, развесистой
смоковницы, которая отбрасывает густую тень к своему подножию. Он поспешил к дереву. Там, на груде сухих
листьев, лежал белоснежный сверток. В нем, захлебываясь плачем, извивался крохотный младенец.
Жалость и удивление охватили старика. Он наклонился, взял сверток в руки и вынес из тени на лунный
свет. Он успокоил ребенка и, прижав его к своей груди, произнес:
— О всемогущий Владыка Кайласы1! Не ведаю я, произошло ли великое несчастье или великое
преступление совершилось здесь. Но, видно, так пожелал ты, чтобы, пойдя на поиски своего теленка, я нашел
этого прекрасного младенца. Видно, такова воля твоя, чтобы именно я вскормил и вспоил его, чтобы я, бедный
пастух, его вырастил. Ни знатности, ни богатства не могу подарить я ему, но я отдам ему всю свою любовь.
Едва старик прижал к себе младенца, тот сразу же замолчал и крепко прильнул к его груди. Думая про
себя, что есть особый знак в том, каким чудесным образом дарован ему младенец, держал старик путь домой в
долину, В деревне он узнал, что теленок его нашелся. Это известие окончательно утвердило его в мысли, что все
происшедшее с ним случилось по воле всеблагого Шивы.
Он показал младенца соплеменникам, и те, разглядев богатую материю, в которую он был завернут,
решили, что ребенок, должно быть, знатного рода. Но на теле его не нашли никакого другого знака, кроме
охранительного браслета, усыпанного драгоценными камнями.
1 В л а д ы к а К а й л а с ы , или Кайласанатх — эпитет одного из главных богов индуизма — Шивы; Кайласа — гора в
Гималаях. Согласно индуистским воззрениям — обиталище Шивы и его жены Парвати.
II. НИЩИЙ БРАХМАН1
Прошло шестнадцать лет. Давно уже греки утвердили свою власть в Пенджабе. Император Александр,
овладев этой огромной страной, оставил управлять ею своих наместников, а сам отправился на родину. Среди
побежденных был и могучий раджа по имени Парватешвар. Сломив Парватешвара, Александр одарил его
“милостью”: удостоил быть своим сатрапом — самому управлять отнятым у него же царством и даже
возглавлять греческих начальников — доверенных императора. И раджа этот возгордился вдруг милостью
врага, своего победителя, счел за честь титул сатрапа греков. Так часто бывает с теми, кто однажды поступился
свободой: приняв ярмо подчинения, они со временем начинают им гордиться и ждут, чтобы другие поскорее
надели такое же ярмо. То же случилось и с Парватешваром. Став слугой своих поработителей, он много сил