— Но я-то им зачем понадобилась?..
Пока Мама искала в приглашении от Германа и Ромы тайный подтекст, гости в ресторан всё прибывали. Некоторые одеты были плохо, но благодаря фотоаппаратам, камерам и названиям журналов, которыми они были вооружены, их с улыбкой привечали даже самые нафуфыренные звёзды.
У входа в ресторан под светом вечерних огней с бокалами шампанского в руках стояли и здоровались с приходящими Гера и Рома – оба в чёрных костюмах и при бабочках на шее.
— Это, как шахматы, — объяснял Ромка, — мы бьём маму, мама бьёт Джанфранко, а Джанфранко бьёт для нас тендер. Шах и мат в три хода.
— Как всё просто, — минорно отозвался Герман.
— Тактика, мой друг. Классическая, победоносная.
Роман положил ладонь другу на плечо, но сам тут же вздрогнул от неожиданности: на его плечо легли ярко накрашенные пальцы. Это подошла Юля, что-то красиво жуя.
— О чём говорят мужчины?
— О том, что своим ты будешь гордиться, — задрал подбородок Роман.
Юля вскинула бровь:
— Ты выпил, что ли? Закуси.
Юля без церемоний поднесла двумя пальцами ко рту гроссмейстера «что-то» съедобное, и гроссмейстер откусил.
— И всё-таки ты меня лю, Гончаренко, — жевал он, — признайся же.
Остаток «чего-то» Юля доела сама:
— Только что сверялась с буддийским календарём – прости, не день для признаний.
Она легонько щёлкнула Романа по носу, и в нос же чмокнула...
Без ласк, а только лишь с грустными воспоминаниями о них беспокойно ходила по своей комнате София и сосредоточенно слушала тишину в телефоне, прижав к нежному ушку:
— Молчит, бастардо. А ведь такой был разговорчивый!
Она снова прыгнула за компьютер, положила телефон на стол, поправила часы Германа, лежащие здесь же циферблатом вверх, и дала зарок:
— Так, последние китайские пять минут – и баста.
Только София занесла руки над клавиатурой, как открылась дверь, и в проёме появилась Мама.
— Сонечка...
– Mamma! – отозвалась София. – Sono occupata! М-ммх... Я занята!
Мама всё поняла, умолкла и отступила, но через секунду выступила снова, помаячив телефоном:
— Там это, твой этот...
— Mamma! Lasciatemi!..[34]
Мама ретировалась, не рискуя больше навлечь на себя гнев дочери.
— ...Cantare,[35] — добавила София, когда та уже закрыла дверь, и с остервенением бросилась печатать...
-----------
[34] Мама! Оставьте меня!.. (ит.)
[35] Смысл словосочетаний меняется на "Дайте мне спеть" — слова из популярной песни Тото Кутуньо «Un’Italiano Vero».
-----------
Ну, ладно, подумал я тогда, пусть отведёт девочка душу. Тем более что Гера всё равно был занят. Романом.
Время шло. Вдвоём друзья мялись в сторонке, как Ося и Киса чужие на собственном празднике жизни, и, помимо дежурных улыбок гостям, более никак не касались шума общего веселья. С размахом задуманная шахматная комбинация грозила окончиться матом для самого комбинатора.
— Похоже, белые королевы пропускают ход, — заметил Герман.
Роман опять что-то жевал, чем-то запивал и легкомысленно отмахивался. Герман надоедал:
— Да и чёрный король что-то не «Е-два-Е-четыре». А, гроссмейстер?
Рома прекратил жевать и выдохнул с претензией:
— Вот ты!.. — Он всунул Герману в руку свой бокал, вынул телефон из кармана, нажал пару кнопок, приложил к уху. — Умеешь аппетит испортить!..
На прикроватной тумбочке гостиничного номера люкс-класса загорелся дисплей телефона, установленного на беззвучный режим. Вызывающий абонент – «Romano» с фотографией Ромки. Женская рука с ярким маникюром отключила звонок. На постели лежала Полина в дорогом нижнем белье на бретельках. Браслета на ней не было, впрочем, как и кулона.
А у зеркала, надев брюки, причёсывался «мраморный король». С Полиной они говорили по-английски.
— Я не из любви к искусству это делаю, — пояснил Джанфранко. — Искусство кончилось на Тициане. Я просто хочу хорошо заработать, и они мне в этом помогут – в них я вижу победителей.
— Ничего ты на них не заработаешь, — потянулась Полина. — У них ни опыта нет, ни авторитета.
— Ну и что? Я тоже когда-то был неизвестным. Они талантливы и работоспособны, а это главное. Одевайся.
Полина приподнялась на кровати:
— А их абсолютно провальная история тендеров? Ты представляешь, как это отразится на твоей репутации?
— Моя репутация вытянет их неудачи, о которых потом никто и не вспомнит. — Джанфранко накинул сорочку и застёгивал рукава. — Одевайся, пожалуйста.