— Да невкусная! — скривился безработный гурман. — Хоть бы кусочек бы мясца!
— Не заработала ещё на мясцо-то! Скажи спасибо, что хотя бы солёная!
Роман отлип от монитора и развернулся к ней в кресле в позе эксперта, чья миссия была только что исполнена с блеском:
— Я уже договорился о твоём интервью.
Он повеселел. И даже вегетарианская каша стала как будто вкуснее...
Рука сорокалетнего мужчины повернула рычаг дверного замка и потянула дверь на себя. Это был Джанфранко. Он приехал в гости к московским друзьям и теперь топтался под дверью с исчезающей, как терпение, надеждой, что за дверью найдётся хоть кто-то, кто был бы ему рад. Он дёрнул дверь. Дёрнул снова. Ему не хотелось верить, что тяжёлый путь из Италии на личном самолёте он проделал напрасно. Но дверь была заперта. Гость осмотрелся: ни вывески, ни внешней подсветки, ни окурков вокруг, ни других каких-либо признаков обитаемости и даже через окно не просматривалась жизнь. Зато объявления были вывешены и прилеплены скотчем. Итальянцу ничего не оставалось, кроме как перечесть их на языке, в котором он не понимал ни буквы.
Текст русских надписей гласил:
«Сдаётся помещение. Все коммуникации. Обогрев. Площадь 130 кв.м...»
— Alcuni segni[43], — проговорил Джанфранко.
Ниже был указан телефонный номер, по которому, как только что убедился Джанфранко, никто не отвечал.
— Mannaggia! — чертыхнулся он. — Arrivato, ciao![44]
Джанфранко развернулся, чтобы уйти, и даже успел сделать пяток удручённых шагов, прежде чем скрип и лязг замков его остановили. «Король» обернулся и в проёме увидел похмельного Коллектора, которого заставили работать ещё и агентом.
— Вы что-то хотели? — спросил тот.
После общения с нашими Джанфранко был уверен, что итальянский в Росси знает каждый, потому и с Коллектором он принялся говорить на итальянском:
— Buongiorno. Forse Lei potrebbero essermi d’aiuto.[45]
-----------
[43] Надписи какие-то... (ит.)
[44] Чёрт возьми! Приехал — здрасьте! (ит.)
[45] Добрый день. Может быть, Вы могли бы мне помочь. (ит.)
-----------
Так начался разговор слепого с глухим. Коллектор говорил по-русски, Джанфранко – по-итальянски. Оба хотели что-то сказать, но ни один не понимал и не думал понимать другого.
— Чё?.. — напряг Коллектор слух. — Я не понимаю, вы по поводу аренды?
— Здесь должна работать архитектурная студия, – распинался итальянец. — Романо – вы знаете Романо? Где он, можете сказать?
Коллектор возмутился:
— Что вы мне голову морочите?! Вы дверь ломали, чтобы она ещё сильней у меня разболелась? Что надо?!
Джанфранко негодовал:
— Я что, с глухим разговариваю? Где, я спрашиваю, всё? Где – всё?! Люди, оборудование, студия – всё?!
— Мужик, ты дурак? — сморщился Коллектор. — Я тебе русским языком объясняю: я не размовляю на вашей мове нихрена! У меня голова от тебя уже раскалывается! Чё те надо?!
— Хватит нести околесицу! — вышел из себя Джанфранко. — Долго я ещё буду, как цапля, торчать здесь и биться головой об идиота, который простых итальянских слов не может разобрать?!
— Слушай ты! Интурист! Я тоже умею орать и руками махать!
— Я попрошу не повышать на меня голос!
— Да пошёл ты!
— Сам пошёл!
На том и разошлись. Но через пару секунд дверь открылась снова, из которой снова высунулся Коллектор:
— Эй, мистер!..
Джанфранко обернулся. Коллектор помахивал ему планшетом, давая понять, что на это стоит взглянуть. Джанфранко подошёл и увидел надпись в окошке он-лайн переводчика на итальянском:
«Lei sta qiu per motivo d’affitto?..»[46]
-----------
[46] Вы по поводу аренды? (ит.)
-----------
Вечерний город, притихшие скорости, смягчённый шум.
София ступала по чаше фонтана на площади Большого театра. Родной город, любимый мужчина – и позабылись все хлопоты по поводу работы. София вздохнула смешанным вздохом счастья и сожаления о скоротечности лета. Герман шёл за ней по низу, но, запутавшись в ватных ногах, немного отстал.
Германа и здесь увидела Энетта. Сластолюбец вёл её на спектакль в Большой. Не думаю, что ради оперы-балета – скорее, ради того произведения искусства, которое он сам желал продемонстрировать высокому собранию в партере. Для этой цели он попросил Энетту убрать волосы в высокую укладку, надел ей на грудь жемчужные бусы, к ушкам прицепил массивные жемчужные серьги, усыпал её пальцы перстнями разных калибров и довершил вечерним платьем в пол, в котором было не видно, идёт ли его шедевр или парит невысоко над асфальтом. Это было красиво, как волшебство доброй феи, но Энетте всё это было неприятно. Новый любовник ей давно надоел со своими финтами миллионера и желаниями, исполнения которых требовал за деньги. Её тошнило быть игрушкой, манекеном, бессловесной и бесправной куклой, обязанной по первому слюноотделению расстёгивать ему ширинку. В глазах её читалось: «Кто-нибудь, пожалуйста, заберите меня». Потому-то она, как спасение, увидела Германа, и даже сделала в его направлении шаг, но Герман смотрел совсем в другую сторону.