— Я вас размажу! — скрежетала она зубами, забыв о том, что Водитель всё слышит.
— Простите, Полина Георгиевна, вы что-то сказали? — робко переспросил он.
Валькирия медленно возвращалась в реальность, сама не помня себя:
— Что?
— Я говорю, вы что-то сказали, Полина Георгиевна?
— Кирюша, — ответила она, — ты хочешь со мной переспать?
Кирюше потребовалось задействовать весь свой водительский опыт, чтобы на скорости не врезаться в столб и вырулить из опасной зоны руками, которые вдруг одеревенели. Он съехал в правый ряд, сглотнул, что было слюны, и просипел:
— Простите, Полина Георгиевна – что?
— Ты не ослышался. Я тебе обещаю, что Алексей Михайлович не узнает. И вообще никто не будет знать.
Во рту у Кирюши поселился суховей. Язык прилип к гортани, в кариозных полостях засвистело, как в иссушённых колодцах. Полина добавила жару:
— Ты что растерялся-то, дружочек? Я же сама тебе предлагаю. Или я тебе не нравлюсь?
Дальнейшее молчание равнялось оскорблению. И не кому-нибудь, а жене босса. То есть, боссу босса. Надо было отвечать. Причём не блеять козлёнком, а отвечать ровно, твёрдо, как мужчина, раз уж тебя признали таковым.
Кирюша собрался, вдохнул и вдарил скороговоркой приказчика из школьных сказок Салтыкова-Щедрина:
— Что вы, Полина Георгиевна, помилуйте, вас да как можно? Да вы же!.. Красивая, статная – полный шарман!
— Вот и славно. Здесь рядом гостиница – останови.
— Полина Георгиевна, ну нельзя, никак нельзя, ей-богу! В других обстоятельствах за честь бы посчитал, но – женат-с. Никак нельзя, простите!
Полину, казалось, это не волнует:
— Останови, я говорю.
— Полина Георгиевна, милостивая!
— Останови, я говорю, машину!
Чёрный Мерседес с мигалкой прижался к обочине, а Водитель вжался в кресло и вцепился в руль, желая быть сейчас намертво пристёгнутым к батарее. И Полина тоже – сидела, не шевелилась, глазищами сверлила, будто готова была загубить всю жизнь белорусского трудяги.
— Женат он... Молодец, уважаю. Все бы так. Это проверка была – расслабься.
Улыбнувшись неживой улыбкой, Полина поощрительно жамкнула его за плечо и покинула машину аккурат напротив Клуба мужского стриптиза.
А у Водителя кружилась голова. Прикрыв глаза, он ощущал, как от пожатия мягкой женской рукой, лишь лобызнуть которую посчитал бы за счастье, побежали по телу мурашки и стали собираться все в одном маленьком, но очень гордом месте. Он опустил голову и удостоверился, что и градины пота все скатились туда же.
— Всё правильно, — оправдал он себя. — На работе – ни-ни. Ни-ни!..
Полина прошла в Клуб вне очереди и без фейс-контроля. Внутри уже кипели гормонами дамы за «зо» и дамы за «чо». Скрывая смущение, они громко смеялись, хлопали в мокрые ладошки и подпихивали банкноты в трусы стриптизёру, который нарочно спустился с подиума, чтобы собрать с них «цветы и комплименты». Он двигался красиво, в танце, нескромно шевеля бёдрами и как бы намекая, что бёдра эти, густо смазанные автозагаром, способны на многое, чёрт побери. Так он дотанцевал до Полины.
Полина Красавчика не знала. Не знала, что он подрабатывает здесь, как подрабатывает актёром и много кем ещё. Для неё было важно, что он подрабатывает. В принципе. И следующим утром, когда он покидал её номер, а она ещё лежала в постели, он не забыл потребовать свои пятьсот долларов, о которых они договорились...
Герман сидел за ресторанным столом с белой скатертью и гонял меж пальцев пустой стеклянный бокал. Стол был накрыт на шесть персон, но он сидел один. Опасная минута – не люблю я, когда она появляется у людей, и ещё больше не люблю, когда люди тратят её на размышления. Так чёрт-те о чём задуматься можно! И я боялся, что кое-что невесёлое таки захватит его и не даст покоя. Так и произошло: это «кое-что» зазвучало в его голове голосом Полины:
«Но где мне, слабой от одиночества женщине, найти сил не сойти с ума и дотерпеть до той минуты, когда, наконец, стану кому-нибудь необходима?..»
Искренность, с которой Полина, говорила эти слова, обезоружила его, сделала податливым и мягким. Её открывшаяся тайна обнулила всё, что она совершила в отместку Роману, и Герман уже был готов её пожалеть, но, слава Богу – сорвалось! Друзья в полном составе упали на него, как снег на голову летом, и отвлекли от опасных переживаний. Друзья нарядные, красивые, весёлые – готовые отмечать. Снова. Не кажется ли вам, что они только и делают, что отмечают? Вот-вот, мне – тоже. Но в тот раз повод был и в самом деле значительный. А именно: помолвка Геры и Софии. Приглашены Ромео и Джульетта, а также Всеволод и Дина. Последние пришли не вместе, но поскольку все остальные были в парах, то и этим пришлось соответствовать. Сева подливал Дине вино, но на Дину не смотрел – у Дины, понимаешь, декольте, и негоже вчерашнему коллеге менять на коллегу взгляд, и невдомёк было вчерашнему коллеге, что именно ради его взгляда она так расфуфырилась.