Женская рука, холёная до удушения от зависти вельможных особ, тушит в пепельнице сигарету – это Полина прикончила очередную, выдыхает остатки дыма и кивает головой:
— Всё понятно. Всё понятно. Эмоциональным человеком внезапно овладевает чувство одиночества... — Над их столиком возникают руки Официанта в рубашке с белоснежными манжетами, проворно меняют пепельницу и расставляют на столике заказ. — Под ногами разверзается пропасть, и в эту пропасть летит всё его романтическое представление об устройстве мира. — Она подливает молоко в свою чашку кофе, молча предлагает Софии – та жестом отказывается, но Полина всё равно наливает и ей. — Туда же падает он сам и в панике хватается за соломинку рационализма. Пытается подняться, но груз эмоций и чувств неуклонно тянет вниз. Скинуть бы его, да? Потеет, мучается, а даже не подозревает, эмоции и чувства это вовсе не груз, а парашют за спиной, и надо только дать ему раскрыться, чтобы он спас твою жизнь.
София берёт свой кофе, который Полина забелила молоком. Девушка явно начинает раздражаться:
— То есть, по-вашему, с таким грузом надёжнее, чем без.
В кофе она знает толк – этот ей не нравится. Она ставит чашку на блюдце, чуть отталкивает её от себя.
Полина, меж тем, очень спокойна:
— Надёжней.
— Да неужели, — откидывается София на спинку. — И кто мне это говорит?
София замечает свою дерзость, осекается. Она легко заводится, потому что немного зла на себя и на этот разговор, который должна вести. Полина старается не реагировать – лишь едва заметно дёрнулась щека от беспокойства.
Полина прикуривает, выдыхает:
— Определённо надёжней. А почему бы мне этого не сказать?
— Вы извините меня, Полина...
— Можно на «ты».
София снова притрагивается к блюдцу на столе, немного вращает его пальцами, желая чем-то занять свои руки:
— В общем, вы меня извините, Полина, но вы не производите впечатления человека, достигшего всего благодаря любви, посвящающего себя поиску любви и уже тем более парящего на её крыле над бренным рационализмом.
Полина сидит ровно и смотрит прямо, слегка закусив губу. Сигарета попусту дымится в её пальцах.
София продолжает:
— Любовь если и может кого-то спасти, то не в этой жизни. А если и в этой, то только в кино – у героев с поставленными голосами и припудренным лбом. Там она прекрасная и светлая. Как сказка за маленькой, волшебной дверцей, куда вход только по каким-то специальным пропускам. А у меня билет совсем в другую сторону, видимо. И катится моя голубая мечта, как вагончик, по прямой дорожке. Вдоль полустаночков с пряниками и, — София кивает на Полину, — муаровыми шелками на продажу.
Она замечает, как внимательно её слушают, и в знак благодарности продолжает, постепенно распаляясь. Говорит то жёстким, то ломаным от боли переживаний голосом:
— Для чего всё это?.. Гоняемся за призраками, живём в иллюзиях и не умеем ценить то, что у нас есть. Нам кажется, что жизнь – это у других, а у нас так – будни, будни. Мы постоянно ищем лучшего и пропускаем достойное. А что – дом, друзья, карьера, человек рядом какой-никакой, но всё-таки свой! Пусть мы не посвящали бы себя ему целиком, зато у нас оставалось бы время на собственные удовольствия. Я не знаю, ясно ли выражаюсь, но мне самой понятно, что я хочу сказать. — София берёт стакан с водой со стола, делает маленький глоток. — Нам было бы куда легче жить, не погружаясь с головой в эту адову пучину чувств. Любовь! — Она задумчиво прижимает стакан ко лбу. — Зависаем в пространстве и времени с какой-то уверенностью, что вот-вот, совсем скоро, уже почти, и оно – то самое важное – настигнет нас или свалится нам прямо на голову. — София ставит стакан обратно и выпрямляет спину. — Но жизнь проходит, так и не сотворив с нами чуда. И я себя спрашиваю теперь: может быть счастье-то не в звёздах, не в пыли небесной, а в камнях, что под ногами, из которых и строятся самые прочные здания жизни?
Она умолкает и пристально смотрит на Полину с вызовом и ожиданием. У Полины взгляд сосредоточенный, стойкий. В её руке, переломленной в локте, всё так же без толку дымится сигарета. Она делает первую за всё это время затяжку, выдыхает и придавливает сигарету о дно пепельницы.
— Да, София, всё верно. Только, прошу, не старайся придать своей речи выразительности более сложными словами, чем собственно мысль. Я прекрасно помню, как точно такая же появилась в моей голове много лет назад, и понимаю всё, что ты хочешь сказать.