5
Мрак неторопливо рассеялся, стены комнаты превратились в круговой экран цветного объемного кино…
…Черный, бездонный космос. Торжественная мелодия сопровождает движение светил. Вдали показалась яркая точка. Она приближается и как бы вырастает; теперь рассмотреть несколько планет, вращающихся вокруг нее.
Одна из них, голубая и третья по счету, выделенная оператором, незаметно выходила на передний план. Она становилась все крупнее, и вскоре уже проявились на ней очертания материков, прикрытых клочками облаков.
Это наша Земля…
Вот она прекратила вращение, и на меня стал надвигаться северо-восточный угол африканского материка. Еще немного, и легко узнаваемая лента Нила, разветвляясь на рукава, коснулась Средиземного моря. И, наконец, как-то сразу замелькали пейзажи и картины жизни Древнего Египта…
Все это порой колебалось, будто оператор нес в руках киносъемочный аппарат и снимал на ходу. Одновременно слышна была незнакомая гортанная речь, и хотя в поле зрения не попадало ни одно человеческое лицо, было догадаться, что говорило не менее пяти человек.
Затем передо мной возникла похоронная процессия, движущаяся с песнопениями и ритмичными воплями плакальщиц. Часто слышалось имя Имхотеп — видимо, так звали умершего, — массивный гроб несли на загорелых плечах, и людям было так тесно, что, казалось, множество бритых голов, приникших к стенкам гроба, составляют с ним одно целое; снизу же это все было похоже на сороконожку.
Процессия замедлила движение у резной стены с высокими тонкими полуколоннами; в нишах между ними виднелись статуи. Из-за стены могуче устремлялась ввысь огромная ступенчатая пирамида, казавшаяся светло-золотистой на ярком фоне голубого чистого неба.
«Пирамида фараона Джосера», — определил я. Мне приходилось бывать в тех местах. За тысячелетия она потемнела, постарела и осыпается, превращаясь в прах… А на экране она совсем новенькая!
И хоронят Имхотепа — архитектора и строителя пирамиды Джосера, первой в Египте. Люди несут сотни кувшинов — в них мумии священных птиц ибисов, принесенных в дар умершему…
Я вижу дверь… По обе стороны от нее тоже полуколонны. Это вход в гробницу Имхотепа, а ведь ее местонахождение до сих пор неизвестно. Дорого дал бы за эти кадры редактор «Вечернего Ростова»…
Песнопения смолкли, и процессия остановилась у статуи высокого худощавого человека в узкой, похожей на бутылку короне, с плетью и волопасовым крюком в скрещенных на груди руках.
Но это не какой-нибудь фараон! Это бог Осирис — он как бы встречает бездыханное тело великого строителя и одного из лучших медиков своего времени Имхотепа у входа в его новое, на этот раз вечное обиталище.
Вот уже гроб занесли в гробницу и опустили в алебастровый ящик — саркофаг; бритоголовые жрецы в сопровождении факельщиков покинули подземелье, а каменщики замуровали вход…
Все это происходило почти пять тысяч лет назад. Знаменитую гробницу давно где-то занесло песком… Но то, что сейчас передо мной, не похоже на художественный фильм, в котором воображение режиссера подменяет действительность; нет, я был уверен, что вижу настоящие, документальные кадры, снятые именно тогда, и людей того времени, а не актеров!
Но в чьих руках была кинокамера?
— Осирис, пора и тебе показаться, — негромко произнес я. — Надо видеть тебя, а не только слышать…
Мгновенно погас экран, а в трех шагах от меня в воздухе возникло изображение… Осириса в полный рост. Объемное, цветное и вместе с тем бесплотное, прозрачное.
— Здравствуй, Пришелец, — сказал Осирис. — Пожалуйста, не удивляйся: в нашем летающем астероиде развитая техника, а я как бы зримый представитель ее командного устройства. В дни похорон Имхотепа — ты только что видел это на экране — несколько наших жителей были в Египте… Но Земля оказалась непригодной для нас…
— И вы полетели дальше?
— Да. А недавно я, Осирис, привел наш астероид снова в вашу солнечную систему, в надежде, что цивилизация Земли уже значительно развилась… И я не ошибся…
— А жители — твоего астероида… умерли, что ли?
— Почти.
— Почти?! Как это понять?
— Это тайна. Я говорю: мне не дозволено разглашать ее, — упрямо ответил Осирис.
— Гм… А почему ты принял облик Осириса?
— Потому что он нравился всем нашим командирам. Но я могу стать похожим на тебя, если хочешь…
И я увидел… самого себя! Чуть прозрачного, но объемного и цветного.
— Нет-нет, — попросил я, — оставайся лучше Осирисом… Вот так… Сам понимаешь: разговаривать с самим собой не совсем удобно… Кстати, как мы понимаем друг друга?!
— Я забросил на Землю шары с аппаратурой и теперь знаю несколько языков.
— Без нашего ведома?
— Я не вмешиваюсь в вашу жизнь, а только изучаю ее, в надежде, что жители Земли помогут нам.
— Помогут?! В чем?…
— Это пока тайна.
— Ну, знаешь ли, разве помочь, не зная, в чем и кому?
— Понимаю, но я говорю: не имею инструкций на этот случай.
— Тогда я улечу.
— Нельзя. Ты будешь теперь только здесь.
Я невольно вздрогнул:
— В таком случае мне придется вызвать помощь.
— Я не причиню тебе зла, — бесстрастно произнес Осирис. — Но связь твоя с базой временно невозможна.
— Почему?
— Мне надо изучить тебя… Я говорю: ты будешь получать все необходимое для жизни, но покидать это помещение нельзя.
— И как долго?
— Не знаю…
— И все же, Осирис, я никогда не был в плену и не хочу оставаться пленником.
— Сочувствую тебе, Пришелец, — согласился Осирис. — Твоя Воля к Победе выше красной черты… Плен — не для тебя. Но это временно. Воля всех жителей нашего астероида сейчас ниже красной черты… Я не знаю, почему так произошло, и теперь нет никого, кто мог бы помочь мне указанием или хотя бы советом. Я должен решить сам… Я говорю: не принесет ли нам вред общение с инопланетянином?…
— Загадочная история.
— Ты прав. Чем занимаешься ты на Земле?
— Был летчиком…
— …очень хорошо.
— Стал писателем…
— Тоже неплохо, — одобрил Осирис.
— …Пишу фантастику и сказки для детей…
— Так ты сказочник! Я говорю: это очень в твою пользу, — задумчиво произнес Осирис, медленно потускнел и исчез, оставив меня в одиночестве.
Глава вторая. Я приобретаю друзей
1
Всегда приятно, когда тебя хвалят: ведь Осирис сказал, что моя Воля к Победе «выше красной черты». Очевидно, у них имеется какой-то прибор, измеряющий волю человека или любого мыслящего существа. Разумеется, на приборе есть шкала с цифрами и стрелкой, да еще с красной чертой. Как на манометре, который измеряет давление, скажем, воды, пара или воздуха.
Я знал, что поднимать давление за красную черту нельзя — не выдержит котел или баллон. А тут обратная зависимость: если стрелка твоей Воли к Победе выше черты — значит, все в порядке, если ниже — то дело дрянь… Настолько ты стал тряпкой, что тебе даже техника не станет подчиняться.
В общем, пока я «выше черты», хотя и взаперти. Но теперь освобождение из плена откладывается: мне надлежало сперва разгадать тайну астероида, а потом уже думать о возвращении…
— Послушай, это верно, что ты сказочник? — вдруг спросил меня кто-то.
— Да, — машинально ответил я и повернулся вправо: из стены наполовину высунулся мальчишка лет десяти и с любопытством уставился на меня. Мордашка круглая, нос чуть приплюснутый, брови и глаза черные, волосы — тоже. Сам, видать, толстенький, но крепкий.
— Не врешь? — спросил он.
— Правду говорю…
— Ух ты! Тогда мы подружимся!
— Не возражаю. Как тебя зовут? Мальчишка запросто шагнул из стены, будто ее и не было, сделал сальто и ответил:
— Той. Это означает: Пространство…
— Прямо так и зовут?!
— Ага. А наш астероид-звездолет называется «Урах».
— Так ты… из этих… коренных жителей?