Версия об изменниках и завистниках в верхах весьма живуча. Она отражает и предубеждения самого Чапаева против штабов и военных специалистов. Тем более что Александр Балтийский в течение нескольких месяцев был начальником штаба и командующим 4-й армией и частой мишенью нападок и обвинений начдива Чапаева в невнимании к нуждам его бригады и дивизии. Удобна она и потому, что мертвые не могут ответить.
Тем не менее версия эта недостоверна. Стремительное, без должного внимания к флангам продвижение чапаевской группы в глубину Уральской области не выглядит авантюрой с военной точки зрения, если вспомнить победные реляции самого Чапаева. Поход к Каспийскому морю диктовался также политическими и экономическими соображениями. Разгром уральских казаков и занятие Гурьева (нынешний Атырау в Казахстане) означали не только ликвидацию еще одного очага Гражданской войны, устранение угрозы правому флангу Восточного фронта и установление прочной связи с советской частью Туркестана. Неподалеку от Гурьева, в верхнем и среднем течении реки Эмбы, находились крупные нефтепромыслы, их занятие серьезно ослабило бы острый топливный голод в Советской России. «Обсудите немедленно… нельзя ли завоевать устье Урала и Гурьева для взятия оттуда нефти, нужда в нефти отчаянная… Все стремления направьте к быстрейшему получению нефти и телеграфируйте подробно», — писал командованию Ленин. Сразу после разгрома Уральской казачьей армии, в январе 1920 года, Совнарком решил протянуть к Эмбинским промыслам железнодорожную ветку от станции Александров Гай (Алгемба). Ходом ее строительства (незавершенного) Ленин интересовался лично.
Обвинять командование армии и фронта в умышленном планировании операции, целью которой было заманить Чапаева и его бригады в смертельную ловушку, вряд ли уместно: наш герой вместе с соратниками неоднократно выбирался из ситуаций, которые сейчас представляются совершенно безнадежными. Кроме того, инициатива в тот момент принадлежала Красной армии, поэтому командование стремилось воспользоваться выгодной обстановкой для окончательного разгрома Уральской армии и занятия важного экономического района.
Продвижение в глубину территории Уральского казачьего войска поставило казаков на грань выживания: дальнейший отход армии вместе с бежавшим от большевиков населением или даже оборона низовьев Урала в полупустынной местности означали бы массовый голод среди бойцов и беженцев, падеж скота и неизбежную вспышку эпидемий. Командование Уральской армии вынуждено было выбирать: активизация действий, пусть и с сомнительными шансами на успех, или окончательный разгром, гибель армии и всего казачьего войска. Единой точки зрения, как остановить чапаевцев, у белых не было. Прибывший зимой 1919 года как посланец Деникина генерал Николай Тетруев предложил массированную конную контратаку в случае продолжения активных действий красных под хутором Каленовский. Однако большинство командиров казачьих полков и дивизий отвергли эту идею как негодную из-за возможных больших потерь и дальнейшей деморализации армии. В Уральском казачьем войске военные советы и обсуждение распоряжений командования были в порядке вещей. В итоге было решено устроить глубокий рейд в тыл красных, чтобы обезглавить чапаевские полки и дезорганизовать противника.
Еще одна важная деталь: Михаил Фрунзе, командующий Южной группой Восточного фронта и Туркестанским фронтом, также был полководцем-самоучкой, но более крупного масштаба. Фрунзе высоко ценил военный талант Чапаева и боевые качества его дивизии. Судя по документам и свидетельствам очевидцев, он тепло относился к Чапаеву, несмотря на его партизанские замашки и гневные, далеко не риторические выступления против штабов и тылов. Начальник штаба Фрунзе, бывший генерал Федор Новицкий, также высоко оценивал военный талант начдива и к двадцатилетию гибели Чапаева написал панегирическую статью в «Красной звезде».
Предположение об умышленном и злонамеренном уничтожении Реввоенсоветом республики и командованием фронта одного из лучших ударных соединений Красной армии и его опытного командира выглядит попыткой найти в темной комнате черную кошку, которой там нет, проявлением модной ныне конспирологии.
Еще с начала 1930-х годов среди части чапаевцев была распространена гипотеза об измене летчиков, которые вели разведку в интересах дивизии и части командиров штаба. Эту версию впервые выдвинул командир одной из бригад 25-й дивизии и преемник Чапаева на посту начдива-25 Иван Кутяков. По его мнению, летчики не могли не заметить конной массы казаков, но умышленно скрыли их появление в тылу чапаевской группы.