3. Пан Повондра опять читает газеты
Ни на ком так не заметен бег времени, как на детях. Где маленький Франтик, которого мы (так недавно!) оставили над левыми притоками Дуная?
— Куда опять запропастился этот Франтик? — ворчит пан Повондра, раскрывая свою вечернюю газету.
— Сам знаешь — как всегда… — отвечает пани Повондрова, склонившись над штопкой.
— Значит, отправился к своей девчонке, — сердито произносит Повондра-отец. — Проклятый мальчишка! Едва тридцать лет исполнилось, а ни одного вечера дома не посидит!
— Одних носков сколько изнашивает, и все из-за беготни!.. — вздыхает пани Повондрова, натягивая еще один безнадежный носок на деревянный гриб. — Ну, что тут поделаешь? — задумывается она над огромнейшей дырой на пятке, похожей своими очертаниями на остров Цейлон. — Прямо хоть выбрось! — критически рассуждает она, но после дальнейших стратегических размышлений решительно вонзает иглу в южное побережье Цейлона.
Настала уютная семейная тишина, столь дорогая сердцу Повондры-отца; только газета шуршит да отвечает ей быстро продергиваемая нитка.
— Поймали его? — спрашивает пани Повондрова.
— Кого?
— Да того убийцу, который зарезал женщину.
— Очень мне нужен твой убийца, — возмущенно ворчит пан Повондра. — Вот тут как раз пишут, что между Японией и Китаем напряженные отношения. Это серьезное дело. Там всегда серьезные дела.
— Я думаю, его уже не поймают, — замечает пани Повондрова.
— Кого?
— Этого убийцу. Когда кто-нибудь убивает женщину, его почти никогда не могут поймать.
— Японец-то недоволен, что Китай регулирует Желтую реку. Тут, брат, хитрая политика! Пока Желтая река творит всякие безобразия, в Китае то и дело бывают наводнения и голод, а это ослабляет китайца, понимаешь? Дай-ка мне ножницы, я это вырежу.
— Зачем?
— А тут написано, что в Желтой реке работает два миллиона саламандр.
— Это много, правда?
— Я думаю. Конечно, за них платит Америка; да, голубушка. И поэтому микадо хочет насадить туда своих саламандр. Эге-ге, смотри-ка!..
— Что случилось?
— Да вот «Пти паризьен» пишет, что Франция не может этого потерпеть. И правильно. Я бы тоже этого не потерпел.
— Чего бы ты не потерпел?
— Чтобы Италия расширяла остров Лампедузу. Это страшно важная стратегическая позиция, понимаешь? Итальянец мог бы угрожать Тунису. Так вот, «Пти паризьен» пишет, что итальянец хочет устроить на Лампедузе первоклассную морскую крепость. Там у него, говорят, шестьдесят тысяч вооруженных саламандр… Это дело нешуточное. Шестьдесят тысяч — это, матушка, три дивизии. Я тебе говорю, на Средиземном море в один прекрасный день что-нибудь еще произойдет. Дай-ка, я вырежу.
Тем временем Цейлон исчезал под усердной рукой пани Повондровой и сократился уже приблизительно до размеров острова Родоса.
— И тут еще Англия, — рассуждает Повондра-отец, — у той тоже будут хлопоты. В палате общин говорят, что Великобритания отстает, мол, от других государств по части этих самых водных сооружений. Другие колониальные державы строят, мол, наперегонки новые побережья и континенты, а британское правительство из-за своего консервативного недоверия к саламандрам… Это верно, матушка. Англичане страшно консервативны. Знавал я одного лакея из английского посольства, так, ей-богу, он ни разу не взял в рот нашей чешской тлаченки[287]. У них, говорит, этого не едят, — ну, так и он не будет есть. Я нисколько не удивлюсь, если другие государства их перегонят. — Пан Повондра с серьезным видом покачал головой. — А Франция расширяет свои берега у Кале. Теперь английские газеты поднимают крик, что Франция будет бомбардировать их через Ла-Манш, когда пролив сузится. Вот и получили! Могли сами расширить свои берега у Дувра и бомбардировать Францию.