План четвертый: сортировочная станция. Еще лет пять назад здесь целыми днями пыхтели маневровые паровозы, толкая небольшие составы; по ночам станция искрилась красными огнями, приятно звякали буфера, и по их звуку можно было предсказывать погоду. Потом все затихло, замерло, а вид мертвой станции так же ужасен, как вид мертвого города.
Только бы не сглазить, но, видимо, положение начинает улучшаться: по ночам буфера еще не звякают, но днем все оживает, паровозы размахивают султанами дыма и тянут сцепленные вагоны, в этом кусочке жизни мир кажется лучше, и человек, поглядев в окошко, скажет: наверное, и другое можно было бы сдвинуть с места, если бы люди взялись за дело так, как тут; железнодорожники, — покажите всем пример, путь открыт.
План пятый: кладбище — оно не изменилось. И поселок временных домишек — сбитые из досок и листов жести закутки для семьи, бедность, почти как в цыганском таборе: здесь тоже без перемен, разве что за десять прошедших лет поселок стал больше. Деревья выросли, и дети возмужали; шоссе наполнило округу своим все возрастающим движением, до самого горизонта тянутся новые кварталы, только этот остров нищеты не меняется, такое впечатление, будто никто об этом и не заботится.
Наш вид не изменится к лучшему, покуда фоном его будет человеческая нищета.
[1934]
Картинки Словакии
Лицо земли
Люди, выросшие возле Лабы и Влтавы, путешествуя по гористой словацкой земле, не сразу находят слова, которые определили бы ее особенность. Она другая, нежели у нас; более зеленая и лесистая, меньше тронута цивилизацией, но при этом в ней больше жизни, жизнь просто переполняет ее. Она древнее, эпичнее и как-то певучее наших краев. У нас тоже есть горы, и долы, и леса, и реки, но очарованье нашего края иное. Душа земли говорит на том же языке, но шепчет другие слова.
И вот, особенно к вечеру, когда в деревни возвращаются стада, слово, которого искал и не мог найти, — отыскивается. Словакия до сих пор не стала землей пахарей, она осталась землей пастухов. Это край пасторальный, он еще не преобразован рукой человека, не перекроен плугом, не выбрит, не вырублен и не размежеван; в нем сохранилась геологическая и ботаническая структура подлинного божьего края. Жизнь, которая так энергично наполняет его, — жизнь людей и стад. Тут можно говорить о живых тварях в смысле библейском.
Если вы приглядитесь внимательнее, то увидите, что здесь больше птиц и цветов, больше мотыльков, больше плодов земли, большее разнообразие всего, что живет и цветет, ползает в траве и летает в воздухе; здесь подлинная природа в первозданном изобилии.
А если вы как следует прислушаетесь к голосу земли, то он вам откроет многое — и как хозяйствовать, и что делать, чтобы на лоне такой изобильной природы человек не прозябал в такой бедности.
[1931]
Орава
Сначала это немножко напоминает сказку: как в сказке — глубокая пещера, и кто решится в нее войти, тот обнаружит под землей волшебное царство, так и сюда тоже нужно ехать туннелем от Кралован, — других дорог почти нет; даже если бы вы были рыбой, — скажем, форелью, — и пустились туда прямо по реке Ораве. А само оно находится по ту сторону Фатры и лысых Литовских Татр; и если смотреть на эти горы со стороны Вага, никогда не скажешь, что за ними так красиво раскинулся и прячется широкий-широкий край с городами: Кубином, Тврдошином, Наместовом, со своими собственными горами, с крепостями, замками и деревнями, такими миленькими, чистенькими, что в любой из них мог бы родиться Иисус Христос. 
Если б мне предложили, я согласился бы стать королем Оравским: это было бы государство в стратегическом отношении исключительно выгодно расположенное (прямо над тем местом, где начинается удобная дорога на Жилину; но, я надеюсь, что жилинцы не станут меня беспокоить).
Оравский край сидит на реке Ораве так же обособленно, сам по себе, как лист на своем черенке и главном нерве. Никакая другая река или ручеек не вступают в его пределы. И соответственно излучинам реки изгибается и ее долина. Обычно реки рождаются в горах и сбегают на равнину. Орава наоборот: она рождается на равнине и убегает все более узкими, обрывистыми ущельями в горы. Если не верите, съездите посмотрите; это холодный, прозрачный поток, изобилующий уклейками, форелью и раками.