Он чувствовал себя покинутым и вечером лег спать, даже не зажигая лампы.
В тот вечер на тротуаре под его окном стояли два гражданина и разговаривали о гриппе.
— Гляньте-ка, у этого Голоушека даже свет не горит, — сказал один. — Возможно, у него тоже грипп.
— Дьявол его ведает, — отвечал другой, — что он там делает в темноте. Наверняка опять что-нибудь… этакое.
— Знаете, — продолжал первый, — я бы на его месте, ей-богу, повесился. Чем такой позор — лучше петля на шею. Я бы так и сделал.
— Вы правы, — согласился второй. — Впрочем, если бы он и повесился — невелика потеря.
Через минуту в редакции «Хоругви» зазвонил телефон и кто-то сообщил:
— Послушайте, только что я слышал, будто Голоушек повесился.
— Какой Голоушек?
— Ну, тот самый, что был замешан в афере, — ответил голос в трубке.
— Ага, — сказал ночной редактор. — Что ж, вот и хорошо.
Наутро в «Хоругви» появилась следующая заметка:
Сам себя осудил. Иозеф Голоушек, тот самый, что печально прославился скандальной аферой, вчера был найден у себя в квартире повесившимся. На столе он оставил письмо, в котором говорится, что на этот отчаянный поступок его толкнули угрызения совести. Покойный просит прощения за грубые нападки на нашу прессу, в интересах истины тактично обратившую внимание на известные непристойности, которыми он запятнал свое некогда доброе имя. А ведь в былое время он был активным общественным деятелем и пользовался всеобщим уважением, пока не вступил в ряды наших заклятых противников. Вот печальный итог политической кампании, предпринятой нашими врагами! Труп Голоушека препровожден в морг для вскрытия.
«Страж» написал:
Конец безбожника. Вчера у себя на квартире повесился в припадке безумия Иозеф Голоушек, известный нашим читателям по одной скандальной афере. Как он жил, так и умер. Это новая жертва современного вольномыслия, которое потрясает все нравственные устои и находит свое логическое завершение в петле самоубийцы.
«Глашатай» сообщил:
Так это кончается. Пресловутый Иозеф Голоушек повесился вчера в собственном доме… голый, со вскрытыми венами и наполовину заживо сожженный на костре, который он сам развел под собой, выпив предварительно яду. Так он хотел спастись от Правосудия.
Вечером того же дня в редакцию «Хоругви» явился неизвестный посетитель и обратился к ночному редактору:
— Послушайте, ведь этот Голоушек, по-моему, вовсе не повесился. Я только что его встретил. Он покупал у колбасника окорок.
— Да что вы? — удивился редактор. — И какой он на ваш взгляд?
— Вполне приличный, — ответил неизвестный. — Жирку совсем малость. Видать, поросенок был молоденький.
— Да я не про окорок, — проворчал редактор. — Я вас спрашиваю о Голоушеке.
— А, этот… Немного похудел, но в остальном… Придется вам, видно, опровергнуть сообщение о его смерти.
— Опровергнуть? Нам? — изумился редактор. — Милейший, видели вы когда-нибудь в газете опровержение собственного сообщения? Раз мы напечатали, что он повесился, — значит, повесился, и баста!
— Но он же не повесился, — возразил посетитель.
— Тем хуже для него, — пробормотал редактор. — Да что, мы так без конца и должны валандаться с этим проклятым аферистом? Повесился — так повесился, и черт с ним. Мы теперь заняты другими делами. Слыхали про скандал в художественно-промышленном банке?
— А скажите, пожалуйста, — спросил после минутного молчания посетитель, — что там, собственно, было с этой аферой Голоушека?
— Как? — протянул редактор, и лицо его приняло многозначительное выражение. — Неужели вы не знаете? Это, дорогой мой, было очень серьезное дело. Ведь Голоушека метили в комиссию по строительству новой школы. Как по-вашему, надо нам было протолкнуть туда своего человека? Вот вы прочтите, какая у нас завтра будет отличная статья, — достанется министру на орехи!
Апокрифы[16]
Наказание Прометея
© Перевод М. Зельдович
Покашливая и кряхтя после длинного, скучного судебного разбирательства, сенаторы собрались на чрезвычайное совещание, происходившее в тени священных олив.
— Итак, господа, — зевнул председатель сената Гипометей, — до чего затянулось это проклятое разбирательство! Я думаю, мне даже не следует делать резюме, но чтобы не было формальных придирок… Итак, обвиняемый Прометей, здешний житель, привлеченный к судебной ответственности за то, что нашел огонь, и тем самым как бы… гм, гм… нарушил существующий порядок, признался в том, что он, во-первых, действительно нашел огонь, затем в том, что он может, как только ему заблагорассудится, с помощью так называемого высекания вызвать этот огонь, в-третьих, в том, что он не скрыл соответствующим образом тайну этой предосудительной находки и даже не оповестил о ней надлежащие власти, а самовольно выдал ее, или, другими словами, передал в пользование простым людям, как явствует из показаний допрошенных нами свидетелей… Я полагаю, что этого вполне достаточно, и мы можем немедленно проголосовать и вынести решение о виновности и о наказании Прометея.
16
В обычном смысле слова апокриф (с греч. — «тайный», «скрытый», «сокровенный») — это неканоническая религиозная легенда, запрещенная церковью. Чапек обратился к этому «еретическому» виду литературы и, развивая опыт Вольтера, Г. Келлера, А. Франса, Ж. Леметра, Б. Шоу, создал жанр иронического рассказа на библейский, античный, легендарный, исторический или литературный сюжет, так или иначе опровергающего привычные, традиционные представления об излагающихся фактах. Апокрифические мотивы появляются уже в ранних юмористических миниатюрах братьев Чапеков («Гамлет, принц Датский», «Публий Деций Мус. Геракл. Ахилл. Квинт Муций Сцевола. Александр», 1910). В декабре 1917 года австро-венгерская цензура конфисковала апокрифическую заметку К. Чапека о царе Ироде и его воинах. Первый апокрифический рассказ был написан Чапеком в 1920 году («Агафон, или О мудрости»). В 1932 году Чапек издал пять апокрифов на библейские и евангельские темы («О десяти праведниках», «Святая ночь», «Марфа и Мария», «Лазарь», «Вечер Пилата») отдельной книгой под названием «Апокрифы», а в последний год жизни готовил более полное издание своих апокрифов, однако смерть помешала осуществлению этого замысла. Издатель посмертного собрания сочинений братьев Чапеков, доктор Мирослав Галик (1901–1975), по сохранившимся в архиве писателя текстам издал в 1945 году «Книгу апокрифов». В последующих изданиях «Книги апокрифов» выдержан принцип расположения произведений согласно списку самого Чапека, найденному в 1950 году в его архиве.
Включенные в настоящее издание апокрифы, кроме двух — «Кредо Пилата» («Рух философицки», 1920) и «Лже-Лот, или О любви к родине» («Рух философицки», 1923), печатались в газете «Лидове новины» с 1927 по 1938 год.
Переведено по изданию: К. Čapek. Kniha apokrifů. Praha, 1955.