Разговорились снова только вечером, сидя на пороге дома. Девочки возились Под увешанными лентами и полотенцами деревьями, в темнеющем небе свистели крылья спешащих к северу птиц. Волхва строгала веточку, выделывая древко для стрелы. Взглянув на ее работу, Даждь поздно спохватился, что не взял с собой положенного подношения.
— Мне твоих даров не надобно, — ответила волхва. — Не до них тебе было, не до них и будет. Твоя дорожка дальше прочих — другие отстанут, а тебе все бежать и бежать…
— Не говори загадками, — взмолился Даждь. — Прямо скажи!
Макошь хитро прищурилась:
— Как же я прямо скажу, когда ты знать не желаешь?.. Мне‑то судьба твоя вся ведома — разве что последнего часа за далью не видно, но ответить я могу, только когда ты спросишь. А ведь не спрашиваешь!.. Боишься иль считаешь, что человеку свое будущее знать необязательно?
— Коль ты все ведаешь, — заговорил Даждь, — то должна знать, что не за своей долей я сюда приехал! Мне моя судьба известна, а что скрыто — то в свое время узнаю. Про других скажи.
— Скажи мне! — вдруг воскликнул Агрик.
Женщина обернулась к отроку и смерила его с ног до головы пристальным взором. Он покраснел до корней волос, но сдержался.
— Что я скажу? — вздохнула она. — Тоже ведь ничего путного спросить не желаешь — все вы вечно вокруг да около ходите. А о себе ты завтра вон у него все узнаешь. — И она кивнула в сторону Даждя.
Агрик вскинулся, ища взглядом витязя, но тот успел перевести разговор на иное:
— Я Златогорке слово дал ошибку свою исправить и хочу о ней спросить — будет ли она счастлива?
— А что ж она молчит?
Поляница открыла было рот, чтобы вмешаться, но Даждь уже ответил:
— Я виновен, мне и ответ держать!
— О ее счастье, стало быть, печешься, а о своем помыслить не хочешь? — улыбнулась Макошь. — — Ну что ж, раз она молчит, я тебе и скажу: не виновен ты ни в чем! Пришла ей пора вернуться, снова жизнь обрести. Конечно, можно ее снова упрятать в пещеру, да только этот сон последним для нее окажется — коль уснет, не проснется более!
— Это что же, — ахнула девушка, — значит, я никогда…
— Наоборот, очень скоро, — перебила ее волхва, — коль глаза будешь держать открытыми, а сердце — чистым, чтоб не проглядеть своего счастья. Потому как не сумеете его удержать — будет оно недолгим. А тебе я еще скажу, — Макошь обняла Златогорку за шею и прошептала ей на ухо: — Родишь сына, да смотри — коль родишь воина, не быть тебе в живых!
— Я умру? — воскликнула девушка. — Но почему?
Макошь не успела и рта раскрыть — над нею встал Даждь, сжимая кулаки. Глаза его блестели от гнева.
— Ты, колдунья, брось пророчествовать! — крикнул он в лицо волхве. — Я ее для жизни воскресил, для любви и радости, для счастья ребенка взрастить да на ноги поставить! Она и жизни не видела, а ты ей смерть сулишь! Жаль, что не вернуть твоих слов — иначе я заставил бы тебя горько пожалеть о каждом из них!
Златогорка смотрела на Даждя так, словно впервые увидела, — а Макошь и бровью не повела.
— Что ты взвился, сокол? — насмешливо заговорила она. — Я ей разве смерть от родов предсказала?.. Вовсе нет! И разве ее погибель так уж неизбежна? Знаю, даже я не могу изменить то, что раз сказано, но сам посуди — разве все люди, что женщинами рождены, — воины? Подумай над словами моими, когда придет пора самому сына на руки брать!
Даждь задохнулся от ее слов и замолчал, опустив голову, а пророчица встала и ушла в дом.
* * *Наутро прощались сухо. Златогорка молчала, опустив голову. Даждь не сводил с нее тоскливого взора, Агрик и Падуб понимающе переглядывались. Макошь не вышла их проводить, и всадники поспешили прочь из леса.
Узкая извилистая тропа вывела их на холмистую луговину. Вдалеке сизой дымкой вставали еще какие‑то леса, сбоку за горизонт уходили к морю невысокие старые горы. Равнину пересекала речушка. К ней всадников и вывела дорога ближе к полудню.
Через реку был мост — несколько камней, перегородивших русло. Вода отекала их, а ниже река так мелела, что проглядывало дно — здесь лошадям было самое большее по брюхо.
Вдоль реки шла еще одна дорога, пересекавшая у моста первую. На перепутье стоял камень, испещренный стертыми временем знаками. Остановив коня, Даждь внимательно рассмотрел их и обернулся к своим спутникам.
— Там, — указал он на другую сторону реки, — моя родина, северные горы. От века положено, что самовольно простым людям путь туда заказан. Мы со Златогоркой одного племени, вы двое — нет. Но вы едете со мной, и вас пропустят… Только вот что, Агрик!
Отрок мигом оказался рядом.
— Слушай меня, — медленно заговорил Даждь. — Мы с тобой целый год вместе, много всего Повидали, я тебя учил и с мечом обращаться, и силы свои понапрасну не расходовать. Ты знаешь все, что нужно. А потому должен ты прежде одну мою просьбу исполнить.