Проводив хозяина взглядом, Падуб обернулся на низкий полузвериный крик и зовущий его голос Живы. Он слышал истории, когда потерявшие ребенка матери сходили с ума, и с содроганием ждал, что ему придется усмирять потерявшую рассудок женщину. Но когда он вошел, Жива, удерживающая стонущую Златогорку, махнула на него рукой:
— Дверь закрой! Воды натаскай — и ко мне. Помогать будешь.
— Что? — не понял Падуб.
— Принимать второго.
Даждь погонял коня, идя по следу похитителей. Их крупные кони оставляли четкий след, взрывая заметенные бурей сугробы. Конечно, это не настоящие лошади — настоящих нежить боится и обходит за версту, но издалека этих тварей можно было принять за коней.
Долгая зимняя ночь успела подойти к концу, занимался невзрачный полусонный рассвет. Серый день вползал в теснины заснеженных гор, и Даждь отлично видел нескольких всадников в полуверсте впереди. Они пробирались по бездорожью, в то время как Даждю было легче идти по их следам. Он уже начал настигать их и готовился к битве.
Второпях Даждь не захватил оружия, но сейчас даже не думал об этом. Где‑то там сейчас горюет его жена, только что родившая и уже потерявшая своего первенца. Только девять месяцев, день в день, длилось их счастье. Столько лет он шел к этому, столько боролся за свое право жить, как все, что сейчас не побоялся бы выйти один против тысячи!
Похитители — судя по всему, наемники Кощея, — меж тем уводили его за собой все дальше и дальше. Пролетев небольшую прогалину, они выскочили на склон горы. По ее террасе в соседнюю долину вилась старая заброшенная дорога. Она была хорошо наезжена, а крутизна склона и его открытость ветрам не позволили буре намести много снега. Здесь всадники прибавили ходу, отрываясь от преследователя, хотя вряд ли догадывались о погоне.
К счастью, Даждь отлично знал местность — когда‑то он еще мальчишкой скакал по этим горам, пробуя молодые силы. Эта гора соединялась седловиной с другой, точно такой же, но поросшей густым лесом. В самой седловине уже сейчас было полно снега, но и в нем можно было найти брод. Выходила седловина к берегу залива, почти наверняка покрытому льдом. Оттуда открывалась небольшая луговина, по которой беглецам есть куда уходить, но до того они будут вынуждены двигаться строго по дуге — сначала по дороге на склоне горы, а потом вниз до берега залива и дальше почти версту вдоль его обрыва. Бели повезет, там их можно будет перехватить. С десятком воинов Даждь мог справиться и безоружным.
Он повернул Хорса. Жеребец съехал вниз по склону и по грудь провалился в рыхлый снег. Вставая почти на хвост, выбиваясь из сил, он короткими скачками пошел по седловине, пересекая ее поперек. Хорс животным инстинктом отыскивал путь и вынес хозяина на другую сторону, в чащу леса.
Отсюда ни Даждю похитителей, ни им — Сварожича видно не было, но Даждь их чувствовал. Вот сейчас они уже миновали дорогу и, чуть придержав на склоне коней, спускаются прямиком к обрывистому берегу залива. У них нет другой дороги, и они наверняка не догадываются, что где‑то есть другая.
Даждь чувствовал своего ребенка и даже с закрытыми глазами мог определить, где тот находится. Малыш и в самом деле сможет стать чародеем — если будет спасен.
Даждь погнал Хорса через чащу. Именно это и спасло ему жизнь. Он увидел засаду раньше, чем сторожа увидели его.
Почти сотня всадников и столько же пеших замерли в ожидании в лесу как раз над тем местом, по которому должна была промчаться погоня с висящим на хвосте преследователем. Они уже заметили своих всадников и ждали появления Даждя. По виду все воины были наемниками Пекла.
Придумать, как спасти сына и не попасться самому, Даждь не успел. Кто‑то случайно оглянулся, очевидно услыхав скок еще одной лошади, и его заметили. По рядам воинов прокатился приказ, и всадники стали разворачиваться навстречу.
Осаживая Хорса, Даждь наугад потянулся к молодому дереву, оказавшемуся подле. То ли оно уже было подточено морозом, то ли отчаяние придало Даждю сил — но одного рывка оказалось достаточно, чтобы ствол обломился у самого корня и оказался у витязя в руках. Перехватив его за вершину, Даждь сам ринулся навстречу идущим на него воинам.
Внутри что‑то вскрикнуло: ребенка не вернешь, уезжай сам, увези жену в замок, который может выдержать многодневную осаду, положись на братьев. Хорс — чародей, он один сметет врага, а ты же только попробовал вкус счастья, ты хочешь жить, ты молод, в конце концов, и еще сможешь стать отцом!
Но первый отряд уже налетел, и все смешалось в горячке боя.
Первых нападавших Даждь просто смахнул с седел. Хорс помог крутнулся, увеличивая размах. Пять или шесть всадников скатились в снег и были затоптаны конями второго ряда. Оставшись без седоков, кони заметались, мешая всем.