— Уехать не получится, УЖЕ слишком поздно — в голосе Элис слышалась тревога, но не отчаяние, и Чарли это порадовало.
— Туман такой густой, — рассказывала Госпожа Кухарка, — дороги почти не видно. У многих фонарей разбиты лампочки, я слышала, как мародеры крушат витрины и грабят магазины на Главной улице. Мне пришлось пробираться сюда окольными путями.
Мэйзи, тяжко вздыхая, заваривала на всех чай:
— Что теперь с нами будет? Что нам всем делать?
— Многое, — твердо ответил Патон, — Я не покину этот город, даже если появится такая возможность. За него стоит бороться, я уверен, что все вы согласны со мной.
Никто не возразил, но тут Чарли пришла в голову мысль:
— Если мы не можем выйти из города, мои родители не смогут войти в него, а ведь они уже на пути сюда.
Он сделал паузу:
— По крайней мере, я так думаю.
Элис коснулась его руки:
— Они будут здесь, Чарли.
Ее слова напоминали обещание. Мальчик изо всех сил старался не обращать внимания на одолевавшие его мучительные сомнения, но, в конце концов, не выдержал и воскликнул:
— Почему мой отец сбежал в самый тяжелый момент?
Ему никто не ответил, даже Дядя Патон.
— Скоро мы обо всем узнаем, — сказала Мэйзи, протягивая Даре чашку чая, — Я постелю Вам в гостиной на диване, он очень удобный, и, по-моему, нам всем пора спать, утро вечера мудренее.
— Действительно, — зевнул Дядя Патон, — я пошел. Всем приятных снов.
Чарли последовал за ним наверх. Он уже собирался идти в свою комнату, когда увидел маленькую фигурку, сидящую на лестничной площадке.
— Он здесь? — прошептал Билли.
— Чародей? — Чарли не хотел тревожить малыша, но рано или поздно ему все равно придется узнать правду, — Да, он в Академии Блура, но к нам пришла Госпожа Кухарка, и мы думаем, что все наладится.
— Это хорошая новость, — Билли широко зевнул, — спокойной ночи, Чарли.
В Книжном магазине Мисс Инглдью всем хватило места: Миссис Кэттл поселили в комнате Эммы, Дагберт занял диван внизу в гостиной, Эмма разделила кровать со своей тетей.
Но в эту ночь никому из них не удалось крепко заснуть. Тишину без конца нарушали голоса с улицы Пимини. Воздух сотрясал то неистовый, грубый смех, то нескладное пение. Скрипач терзал смычком струны многострадальной скрипки, не останавливаясь ни на минуту. Казалось, он никогда не устанет, и ему доставляют удовольствие те дикие визжащие звуки, которые он извлекал из своего инструмента.
Чуткий сон Миссис Кэттл нарушил запах гари, она встала и подошла к небольшому окну.
Из него хорошо просматривались задние стены и дворы домов на улице Пимини и Соборной улице, а также проходивший между ними узкий переулок. В данный момент переулок был пуст и безлюден, и пробраться по нему незаметно не составило бы труда.
Над крышами клубами поднимался дым, и Миссис Кэттл начала беспокоиться о лазурном питоне. Торопясь найти Дагберта и отвести его в безопасное место, она совсем забыла о своей драгоценной змее.
— Нельзя его беднягу там оставлять, — женщина поспешно оделась и уже собиралась выйти из комнаты, когда на пороге появилась Эмма.
— Как ты меня напугала, — схватилась за сердце Миссис Кэттл.
Девочка объяснила, что оставила в одном из ящиков комода вещь, которую Элис Энджел сшила для Оливии:
— На мою подругу наложили злые чары, кто-то подсунул ей заговоренную тунику. Оливия ее надела и стала одной из НИХ. Она полностью изменилась, почти со мной не разговаривает. И совершенно не желает расставаться с этой ужасной блузкой.
— Я поняла. Ты хочешь поменять их местами. Убрать то, что ее беспокоит, и оставить то, что принесет ей покой.
— Приблизительно так, — улыбнулась Эмма.
Миссис Кэттл уловила самую суть. Оливия стала совсем на себя не похожа. Несмотря на то, что она изо всех сил старалась не расставаться с блестящим нарядом, он, казалось, высасывал из нее все силы, энергию и саму жизнь.
Эмма подошла к комоду и достала оттуда тунику, которую сшила Элис Энджел.
— Какая красота, — Миссис Кэттл коснулась сияющих серебряных кругов, — теперь я понимаю, почему Оливия захотела ее надеть.
— Она легкая, как перышко, и все же Оливия ходит так, будто носит на спине мешок с камнями.
— Зло очень тяжелое, — объяснила женщина, — а добро легче воздуха, и носить его одно удовольствие.
Мудрость и сила воли Миссис Кэттл располагали к откровенности. Девочка отбросила всякие сомнения и стала рассказывать, как проникнет утром в дом к Оливии и поменяет одежду, пока ее подруга будет умываться: