— Ведь я сажаю алюминиевые огурцы, а-а, на брезентовом поле, — начал тошнить неизвестный корейский певец. Кто ж тогда знал, что это — будущий великий Цой. Командир взвыл и понесся в сторону телестудии. Экран удалил певца, показал открывающуюся дверь, львиное лицо кэпа и внезапно погас. Лесин, вы — пацан!
Вечером, устав от Малежиков, деревни Комарове и Фридрихштаттпалацов, я поднялся палубой выше, сел в кресло и включил «специальный» телевизор, все еще уверенно принимающий эфирное вещание с острова Оаху. На экране резвились пузатые мыши и вислоухая собака.
Хлопнула дверь — в помещение вошел замполит, ненавидяще глядя на питомцев Диснея.
— Кстати, Валерий Ссаныч, почему бы нам не записать несколько мультфильмов о Микки Маусе и не пустить в корабельную трансляцию? Люди уж больно устали смотреть одну видеокассету пять месяцев! — наивно посоветовал я нашему медиамагнату.
Глаза замполита стали как иллюминаторы в лазарете: матовые и стеклянные.
— Я смотрю, вы чего-то не понимаете, товарищ капитан-лейтенант! — угрожающе прохрипел он.
…
Через месяц мы швартовались к стенке 37-го причала в бухте Золотой Рог. Корабль встречали с оркестром, выказывая уважение экипажу, отлично выполнившему задачи боевого похода. Улыбки адмиралов подтверждали это. Потом была встреча с семьями и совместный ужин в ресторане «Челюскин». Замполит на него не пришел…
Утром, возвращаясь с подъема флага, я услышал команду по корабельной трансляции:
— Офицерам корабля собраться в кают-компании на экстренное партийное собрание!
Удивленно собрались, сели, увидев в президиуме рыбоглазого инструктора из политуправы флота. Встал замполит, и я… услышал:
— Слушается личное дело коммуниста, пытавшегося проводить буржуазную пропаганду на борту корабля в боевом походе!
Потом он съел Микки и Минни, а от Плуто остался один хвост. Я был в ступоре, но меня отстояли друзья и командир. Медаль «За боевые заслуги» мне тогда не дали, подарив ее заму, который вскоре ушел на повышение в Политуправление. Позже он пару раз появлялся на парадных мероприятиях бригады, и я не мог сдержать улыбки, видя матовый железный кругляш на его груди. Мне мерещилось, что на аверсе медали четко проступают мышиные уши.
КЛЯЙНЕ МАКС
У каждого из американских авианосцев, за которым мы следили, было свое радийное имя-позывной: «Мидуэй» откликался на «Школьника», «Рэнджер» — на «Серого орла», «Карл Винсон» парил на золотых крыльях, «Констеллейшн» бил в грудь и кричал, что он — «Боевой вождь» индейцев, а у «Нимитца» тогда «уличного» имени не было, хотя его экипаж, оглядываясь на тень адмирала Честера, и пытался дать авианосцу «приличное» для ВМС США имя. Сходив в северные широты, матросы стали называть флэттоп «Синеносым», бурно погуляв в Японии — «Пьяницей Гонзо», а «пошалив» в Персидском заливе в 1997 году, авианосец получил от офицеров экипажа ник «911» — «Скорая помощь». Вспомним 11 сентября и вздохнем…
А вот у «Энтерпрайза» народное имя было такое, что лучше при женщинах не вспоминать. Значение-то его не без героики — «Кульминация»… всему, а вот звучание для русского уха подкачало.
И вот однажды, в один весенний сентябрьский день декабря, «Кульминация» засобиралась в море — сделать шоппинг в саудовских супермаркетах с последующим битьем посуды у их соседей по пустыне.
Мы, естественно, напряглись, поднатужились — и «Энтерпрайз» вылез к нашему облегчению из Сан-Диего. А когда это серое сооружение вылезает — на него сразу же слетаются «мухи»: «Томкеты», «Хорнеты», «Интрудеры», «Проулеры», «Викинги» и «Хокаи»[61]. Называется это действие — перебазированием авиакрыла с береговых аэродромов на борт авианосца. И длилось оно два-три часа, в ходе которых наш экипаж вставал в позу акробатического снаряда для прыжков: кто-то снимал излучения радиолокационных станций, кто-то фотографировал заходящие на посадку самолеты, другие зарисовывали их раскраску, а я с бойцами считал их по радиосвязи, фиксируя номера и эскадрильи: услышал «101» или «210» — знаешь, что летит очередной «Томкет»; просвистел «600-й» или «700-й» — идет на посадку самолет ДРЛО «Хо-кай» или противолодочный «Викинг». Работали они на множестве разных частот, поэтому и матросов, слушающих их, как всегда, не хватало. Пришлось просить о подкреплении из непрофильной боевой части — матросе с хорошим слухом и знанием английского языка. Вы поняли, да?
И его мне прислали — мальчика-переростка со слухом, испорченным работой в машинном отделении, но явным желанием служить подальше от дизеля. Знание же этим матросом языка мне предстояло проверить. Боец оказался ладный — тракторист из Сибири из тех, кто плуг носит под мышкой, а сапоги сушит на выхлопной трубе трактора. Глаза его кричали о желании пахать.