Через час — бум-бум по трапу; один из матросов, узнав поступь хозяина, услужливо открывает дверь. «Ну, буйные хари! Я же сказал снять обезьяну!» — Сан Саныч закричал уже с комингса, пальцем показывая на все еще висящий на переборке календарь. Матрос, виновато, но как-то хитро улыбаясь, срывает календарь и рапортует: «Тащ, принимал радиограмму и не успел выполнить ваше приказание. Виноват, тащ».
Удовлетворенный своей маленькой флотской победой, де Вито величественно удаляется (на самом деле — перекурить в соседней каюте у помощника, через пять минут неожиданно появиться в проблемной «лабалатории» и поймать «гадов» с поличным). Флотское чутье его не обмануло. Через пять минут он опять увидел картинку на переборке и рявкнул: «Я же сказал снять обезьяну!» Его голос вдруг сел, строго вытянутый вперед палец увял, а морда лица густо покраснела… Картинка почему-то была не цветной, а черно-белой… И был это вовсе не календарь с шимпанзе, а фотография самого Сан Са-ныча (в полном параде и с медалями)… Матросы начали хрюкать, сдерживая смех, однако думая при этом: «Алее капут! Или батон будет крошить, или наши морды». Но краснота лица старшего по званию оказалась не следствием подступающего гнева, а следствием удушающего смеха: Сан Саныч ржал как конь. Вытерев слезы с глаз, он с трудом выдохнул: «Люблю военных» — и с достоинством удалился. Флотский порядок и моральное состояние личного состава были восстановлены, как минимум, на неделю.
Через неделю жертвой пал стоматолог Дима, праздновавший свой день рождения и посланный одним из шутников к командиру на ходовой мостик получить бутылку шила по этому случаю. Якобы командир, вдруг изменивший своим хохляцким правилам и благорасположенный к студенту-стоматологу, согласился стать одним из волхвов, дары несущих, и отрезать бедному медику полкило драгоценного сырья для пропоя в боевом походе. Дима поднялся на ходовой, имея пустую бутылку за поясом штанов, сверху укрытую кителем. Он долго кряхтел и покашливал за спиной кэпа, сидящего в командирском кресле, пытаясь привлечь внимание.
Щенячья возня наконец привлекла внимание Николая Прокопыча — он повернул голову и уставился на стоматолога с немым вопросом:
— Солнце, штиль, видимость 10 миль, опасных целей нет, какого хрена тебе надо, сынок?!
— Тащ командир, дык, я пришел… спирт получить… на день рождения…
Пауза… Буря!!! Вскоре Дима стал самым часто стоящим ходовую вахту офицером, а к концу похода — еще и лучшим.
СПАСЕНИЕ «ЧЕЛЮСКИНА»
Первый Семен Иванович, буксируемый собачьей упряжкой, достиг северо-восточной оконечности Азии и стал мысом.
Второй Семен Иванович до мыса не доплыл, «раздавился» и стал устным памятником.
И только Семен Иванович Третий повторил подвиг деда. Он тоже достиг края Азии, и тоже на буксире.
Все они были Челюскиными: первый — первопроходцем, второй — ледоколом, третий — научно-исследовательским судном с генетически и механически переданными повадками торосокрушителя.
«Семен Челюскин» — добротный корабль второго ранга с крепким ледовым корпусом — был соседом и хорошим другом нашей «Азии». Они нежно терлись бортами, стоя у стенки Дальзавода, и косили друг на друга раскосыми глазами клюзов. «Сене» делали ремонт на дизельном сердце; он постанывал, но терпел — ведь рядом стояла красавица «Азия» с пышным бюстом из двух радиопрозрачных шаров и широкой кормой. Ее вид анестезировал…
Заводские же айболиты в замасленных робах, сделавшие разрез грудины и досрочно получившие премиальные, быстро дошли до состояния тянитолкаев — их ноги бессознательно гуляли в разные стороны, уводя тела все дальше от цехов. «Сенин» выход в море оказался под вопросом. Его командир, Петр Степанович Рябов, был весь в гневе! Гнев свалился на него сверху, из штаба. И еще немного гнева принес с собой каперанг Сухов, вежливо передавший его Петру Степановичу. Гена Сухов был «антиллигентным» офицером: интеллигентным по сути, но анти — по должности.
Это он, однажды проверяя флотскую часть, наткнулся на отдельно стоящего матроса с книжкой в руках.
— Матрос, ко мне! Чем занимаемся в рабочее время?
Матрос подошел строевым шагом с боевым до бесстрашия взглядом и по-уставному доложил:
— Товарищ капитан 1-го ранга, командир 1-го отделения 2-го взвода 3-й роты 4-го батальона 5-го полка 6-й дивизии морской пехоты Краснознаменного Тихоокеанского флота младший сержант Борзов. Докладываю! Изучаю Устав Военно-Морского Флота, утвержденный постановлением Верховного Совета СССР от 7 ноября 1917 года, во устранение замечаний, сделанных командиром роты капитаном Дрю-киным на основании статей 10, 20, 30 и 40 Устава ВМФ за нарушение статей 50, 60, 70 и 80. Докладываю статью 10… Разрешите идти? — шепотом спросил Сухов. Раздался щелчок. Это у его «антиллигентности» отпала отрицательная приставка, а оставшаяся один на один с борзостью интеллигентность поступила в соответствии с мировой традицией — дала команду ретироваться.