Ты должна понять одну вещь: жизнь все еще теплилась во мне, по крайней мере я дышал. И вот однажды, когда я (как уже было сказано выше) в глубокой коме лежал на кровати, ночная сиделка, страдающая слоновой болезнью и анорексией – редкое сочетание, – с лицом, которое, подобно моему, отличалось совершенным отсутствием носа глаз, рта, подбородка, нижней челюсти и ушей и все же было милым и добрым, привлекла мое внимание. С другой стороны, если хорошенько подумать, мы мало походили друг на друга: смазанность ее черт обуславливалась тем, что они были либо скрыты слоями жира, либо провалились и расплющились до неузнаваемости вследствие хронической дистрофии. Однако, когда эта добрая женщина предложила мне глоток воды, а я, потянувшись к соломинке, случайно коснулся большим пальцем руки или ноги, не могу с точностью сказать, какая из моих конечностей соприкоснулась с большим пальцем ее ноги или руки, – не знаю наверняка, какая из конечностей женщины коснулась моей, – но не стану отрицать – ощущение было приятным. Без сомнения, оно было самым приятным из всех, испытанных мною за последнее время, если начинать отсчет с того момента, когда я споткнулся и ушиб палец на ноге. И нет ничего удивительного в том, что я немедленно принялся ласкать отверстие ее левой ноздри, принимая его за иное, ты сама понимаешь, какое отверстие, ведущее ты сама знаешь куда. И догадайся, что произошло, – чудо из чудес – ей это тоже понравилось. Даже больше, чем мне. И лишь много позже я узнал, что ей впервые в жизни довелось изведать подобного рода прикосновение, никогда и никто так не ласкал ее, впрочем, никак иначе тоже. Естественно, мы оба стали двигаться дальше, надеясь во взаимном изучении испытать предел наших возможностей. Могу сказать откровенно и не без гордости: мое либидо оказалось на высоте, – с большим искусством пройдя все предварительные стадии, погрузившись во все наполненные влагой углубления и впадины, не позабыв сделать остановки во всех закоулках ее тела, которых, честно говоря, у нее не было, я кончил свой путь, ткнувшись в глубину, прямо в центр ее мягкого, слишком мягкого и доброго сердца. Не успели мы опомниться, как любовь захлестнула нас с головой.
Однако хорошо известно, что все хорошее когда-нибудь кончается. Как ни жаль, но наше так называемое счастье продолжалось недолго. Однажды в палату вошла толпа юных медицинских светил, они плотным кольцом окружили мою кровать и с заговорщицким видом долго шептались между собой; они со свойственной молодым людям уверенностью рассуждали о том, что и как надо делать… Короче, дабы не утомлять тебя длинным рассказом, скажу: операция прошла успешно. Взявшись за меня, словно я был разбившимся Шалтаем-Болтаем, они соскребли куски и ошметки моего тела, собрали как утраченные, так и лишние детали и скроили меня заново. Несколько недель спустя все мои пять чувств вернулись ко мне. Заполучив их обратно, я потерял мою возлюбленную, вернее, я потерял всякий интерес к ее мягкому и доброму сердцу, после того как увидел мягкую плоть, из которой была сделана одна молоденькая блондинка с осиной талией – медсестра, которая, осматривая меня, склонялась слишком низко, позволяя мне, впрочем без всякого злого умысла, заглянуть за вырез ее халата».