— О! У меня все в порядке,— отвечал курильщик.— Завтра меня возьмут на поруки.
— В самом деле? Хотел бы я то же самое сказать о себе. Я ведь окончательно пошел ко дну — в точности, как «Ройял Джордж»,— скорее из него всю воду вычерпают, чем меня отсюда вызволят. Ха-ха-ха!
— Посмотрите на- меня,— произнес молодой человек очень громким голосом и остановился среди комнаты.— Как вы думаете, почему я проторчал здесь два дня?
— Скорей всего потому, что не могли отсюда выйти,— отвечал мистер Уокер, подмигивая честной компании.— Не то чтобы вы были обязаны здесь оставаться, а просто вам иначе никак невозможно. Никакого принуждения, а так, знаете, должны — и все.
— Ну, разве он не славный малый? — с восхищением обратился к своей жене субъект, предлагавший Уокеру стакан грога.
— А то как же! — отвечала почтенная леди, совершенно очарованная этими блестками остроумия.
— Мое дело совершенно особого рода,— нахмурилась жертва острословия Уокера, бросив в огонь окурок сигары и сопровождая свою речь равномерными ударами пивной кружки по столу.— Отец мой — человек весьма состоятельный, а я — его сын...
— Да, это весьма странное обстоятельство,— игриво заметил мистер Уокер.
— Я его сын и получил прекрасное образование. Я никому ничего не должен — ни единого фартинга, но, видите ли, меня уговорили поручиться за друга на значительную сумму, я бы даже сказал — на весьма значительную сумму, которую мне, однако, не возместили. И каковы же были последствия?
— Что ж, надо полагать, что его векселя пошли бродить по белу свету, а вы угодили под замок. Арест был наложен не на акцепты, а на вас.
— Именно так,— отвечал юный джентльмен, получивший прекрасное образование,— именно так. И вот я здесь, сижу взаперти из-за каких-то тысячи двухсот фунтов.
— Почему же вы не попросите своего родителя выложить денежки? — спросил Уокер скептическим тоном.
— Да что вы! Он никогда этого не сделает,— отвечал тот убежденно.— Никогда!
— Удивительное дело,— вступил в разговор владелец плоской бутыли, смешивая еще один стакан грога.— Я вот уже лет тридцать, можно сказать, только и делаю, что попадаю в беду. Тридцать лет назад я разорился на торговле молоком, потом снова сел на мель, когда занялся продажей фруктов и держал фургон на рессорах, и, наконец, в последний раз, когда стал развозить по домам уголь и картошку, и представьте — за все это время я еще ни разу не встречал в этих местах ни одного молодого парня, который бы не говорил, что его вот-вот должны выпустить. Все сидят за векселя, которые выдали друзьям, и все ровно ничего по ним не получили — ни единого гроша.
— Да, это старая песня,— сказал Уокер.— Не вижу я в ней вовсе никакого толку. Это-то меня и бесит. Я был бы гораздо лучшего мнения о человеке, если б он признался сразу, честно и благородно, как подобает джентльмену, что надувал каждого, кого только мог.
— Конечно, конечно,— вмешался барышник, чьим понятиям о купле и продаже такая формула вполне соответствовала,— совершенно с вами согласен.
Юный джентльмен, вызвавший эти злорадные замечания, приготовился было дать на них весьма резкий ответ, но в эту минуту молодой человек, о котором упоминалось выше, и женщина, сидевшая рядом с ним, поднялись, чтобы выйти из комнаты, и разговор прервался. Она горько плакала, и нездоровая атмосфера комнаты так подействовала на ее расстроенные нервы и хрупкий организм, что ее спутнику пришлось поддерживать ее, когда они вместе направились к выходу.
В наружности этой пары было нечто столь благородное, столь необычное в заведении подобного рода, что все почтительно умолкли и не проронили ни слова до тех пор, пока оглушительный скрежет дверной пружины не возвестил о том, что они уже ничего не услышат. Молчание прервала жена бывшего фруктовщика.
— Бедняжка!—произнесла она, заливая свой вздох большим глотком грога.— Она еще такая молоденькая.
— И к тому же недурна,— добавил барышник.
— За что он угодил сюда, Айки? — осведомился Уокер у субъекта, который накрывал один из столов скатертью, испещренной множеством горчичных пятен, и в котором мистер Габриэл Парсонс без труда узнал своего утреннего посетителя.
— У-у, вы еще в жизни не слыхивали о таком дьявольском жульничестве,— отвечал доверенный слуга мистера Соломона Джейкобса.— Он прибыл сюда в прошлую среду и, между прочим, сегодня вечером отправляется на тот берег Темзы[91], ну, да это к делу не относится. Мне, знаете ли, пришлось-таки побегать туда-сюда по его делам, и я сумел выведать кое-что у слуг и еще кой у кого, и, насколько я понял, суть в том, что...
91
...на тот берег Темзы...— то есть в долговую тюрьму; заведение Соломона Джейкобса — дом бейлифа, где за высокую плату арестованным предоставлялись комнаты. Если долг не погашался в течение нескольких дней, арестованного переводили в тюрьму.