Председатель пожелал узнать, как остроумный джентльмен предполагает установить связь с блохами, хотя бы на первом этапе, чтобы они могли полностью осознать те преимущества, которые они неизбежно извлекут от перемены образа жизни и перехода к честному труду. Он видит в этом единственное затруднение.
Автор отметил, что это затруднение легко преодолевается, а вернее, здесь и вообще нет никакого затруднения. Совершенно очевидно, каким путем надо будет следовать, если удастся убедить правительство ее величества принять этот план: надо будет привлечь к работе, на основе хорошего жалования, того джентльмена, о котором он уже упоминал как о руководителе выставки на Рид-я^ент-стрит в пору его посещения этой выставки. Этот джентльмен сможет сразу же установить связь с широкими массами блох и руководить ими при осуществлении того или иного плана всеобщего перевоспитания (который будет должным образом санкционирован парламентом), вплоть до того времени, когда наиболее способные из блох продвинутся настолько в своем развитии, что смогут стать наставниками для всех остальных.
Председатель и несколько членов секции высоко оценили только что прочитанный доклад и поздравили автора с весьма остроумным и полезным научным трудом. Было постановлено рекомендовать Совету немедленно рассмотреть этот проект.
М-р Уигсби представил собранию кочан цветной капусты, несколько больший по размерам, чем зонт коляски, который был выведен им не каким-нибудь особым искусственным способом, а только путем применения в качестве удобрения сильно карбонированной содовой воды. Он объяснил, что если выскрести из него сердцевину, которая сама по себе составила бы новый и прекрасный питательный продукт для бедняков,— мы получим парашют, в принципе сходный с парашютом конструкции м-ра Гарнерина; держать его надо будет, конечно, кочерыжкой вниз. Он добавил, что охотно совершит спуск на этом парашюте с высоты не менее трех миль с четвертью; и более того, уже сделал такое предложение владельцам Вокс-холла, которые любезнейшим образом пошли навстречу его желаниям и назначили для этого опыта день в самом начале будущего лета; они, однако, поставили условием, чтобы края кочана были предварительно надломлены в трех или четырех местах, дабы обеспечить таким образом безопасность спуска.
Председатель поздравил публику с grand gala[99], которое ей предстоит увидеть, и горячо похвалил владельцев упомянутого заведения за их любовь к науке и заботу о безопасности человеческой жизни, заметив, что и то и другое несомненно делает им честь.
Один из членов секции пожелал узнать, сколько тысяч фонарей усилят иллюминацию королевского парка Воксхолл вечером после спуска на парашюте.
М-р Уигсби ответил, что этот вопрос еще не решен окончательно; но, по его сведениям, предполагается сверх обычной иллюминации зажечь еще восемь с половиной миллионов дополнительных ламп, фонарей и плошек.
Член секции, задавший последний вопрос, заявил, что он вполне удовлетворен этим сообщением.
М-р Блэндерэм привел всю секцию в восхищение весьма интересным и ценным докладом «О последних минутах ученой свиньи», который произвел особенно сильное впечатление потому, что был основан на личных воспоминаниях самого любимого из состоявших при ней служителей. В своем докладе автор недвусмысленно утверждал, что имя этого животного было никак не Тоби, а Соломон, и убедительно доказывал, что оно не могло иметь родственников среди других свиней той же ученой профессии, как заведомо лживо утверждали некоторые Злонамеренные люди,— поскольку его отец, мать, братья и сестры в разные сроки пали жертвой мясника. Правда, одного из его дядей удалось, ценой больших усилий, проследить до хлева в Сомерс-Тауне; но так как он в то время тяжело болел корью, а вскоре после этого совсем исчез, есть все основания предполагать, что он был превращен в колбасу. Недуг ученой свиньи начался жестокой простудой, которая обострилась ввиду невоздержности в питании из корыта, а затем перебросилась на легкие и привела в конечном счете к полному разрушению всего организма. Докладчик привел также грустный рассказ, из которого следовало, что животное предчувствовало приближение конца. После того как оно своими номерами, которые никак не свидетельствовали об упадке сил и таланта, доставило живую радость многочисленному и фешенебельному обществу, оно устремило взгляд на нынешнего его биографа; повернувшись затем к часам, которые лежали на полу и по которым оно столько раз безошибочно сообщало публике верное время, оно на этот раз дважды спокойно обвело рылом циферблат. И ровно через двадцать четыре часа оно перестало существовать!