С этими словами мистер Пиквик, дрожащей рукой наполнив свой бокал, осушил его и прослезился, а его друзья разом встали и с воодушевлением провозгласили тост за его здоровье.
К свадьбе мистера Снодграсса не требовалось почти никаких приготовлений. Так как у него не было ни отца, ни матери и до своего совершеннолетия он находился под опекой мистера Пиквика, то сей джентльмен прекрасно знал его материальное положение и виды на будущее. Сделанный мистером Пиквиком отчет касательно обоих пунктов вполне удовлетворил мистера Уордля, — как, впрочем, удовлетворил бы его любой отчет, ибо добрый старый джентльмен находился в чрезвычайно веселом и благодушном расположении духа, а когда Эмили было выдано хорошее приданое, свадьбу назначили через три дня, и такая поспешность довела чуть ли не до сумасшествия трех портних и одного портного.
Заложив почтовых лошадей в свой экипаж, старик Уордль уехал на следующий же день, чтобы привезти свою мать в город. Когда он со свойственной ему стремительностью сообщил новость старой леди, та мгновенно упала в обморок, но быстро ожила и, приказав немедленно уложить парчовое платье, принялась рассказывать о некоторых подобных же обстоятельствах, связанных со свадьбой, старшей дочери покойной леди Толлимглауэр, причем рассказ ее длился три часа и не был доведен до середины.
Нужно было уведомить миссис Трандль о великих приготовлениях, происходивших в Лондоне, а так как она находилась в деликатном положении, то мистер Трандль сам сделал это сообщение, опасаясь, как бы новости не слишком на нее повлияли. Но они не слишком на нее повлияли, ибо она тотчас же послала в Магльтон за новой шляпкой и черным атласным платьем и вдобавок заявила о своем решении присутствовать при церемонии. Тогда мистер Трандль призвал доктора, а доктор сказал, что миссис Трандль сама должна знать лучше всех, как она себя чувствует. На это миссис Трандль ответила, что она чувствует себя прекрасно, и решила ехать. Тогда доктор, который был человек мудрый и рассудительный и умел блюсти не только чужие интересы, но и свои собственные, сказал, что, если миссис Трандль останется дома, она будет волноваться и, пожалуй, еще больше себе повредит, а стало быть, пусть она едет. И она поехала. А доктор очень заботливо прислал с полдюжины микстур и предписания принимать их в дороге.
В разгар всей этой суматохи Уордлю было поручено передать два письмеца двум молодым леди, которых просили быть подружками. По получении этих писем обе молодые леди пришли в отчаяние, ибо у них не было «вещей», подходящих для столь важного события, и не хватало времени запастись ими, — обстоятельство, казалось, доставившее двум достойным папашам двух молодых леди скорее удовольствие, чем неудовольствие. Впрочем, старые платья переделали, купили новые шляпки, и молодые леди были так очаровательны, как только можно было от них ожидать. А так как при совершении обряда они плакали в подобающих местах и трепетали в надлежащее время, то привели в восторг всех зрителей.
Как добрались до Лондона двое бедных родственников, — притащились ли они пешком, поместились ли на запятках, подвезли ли их на телеге, — или они по очереди несли друг друга на руках, — остается невыясненным. Как бы там ни было, но они опередили Уордля. И в день свадьбы первыми гостями, стучавшимися в дверь мистера Пиквика, были двое бедных родственников, сиявших улыбками и воротничками.
Впрочем, их приняли радушно, ибо бедность или богатство не имели значения в глазах мистера Пиквика. Новые слуги были расторопны и усердны, Сэм удивительно весел и оживлен, а Мэри блистала красотой и яркими лентами.
Жених, который последние два-три дня проживал в доме мистера Пиквика, галантно выехал навстречу невесте в даличскую церковь, сопровождаемый мистером Пиквиком, Беном Элленом, Бобом Сойером и мистером Тапменом; Сэм Уэллер, помещавшийся на запятках, был одет в новую великолепную ливрею, сшитую специально для этого дня, с белой ленточкой в петлице — подарком его дамы сердца. Их встретили Уордли, Уинкли, невеста, подружки и Трандли, а по окончании церемонии кареты покатили обратно к дому мистера Пиквика, где был приготовлен завтрак и где их уже ждал маленький мистер Перкер.
Здесь рассеялись легкие облачка, навеянные торжественной церемонией: все лица просияли, и ничего не слышно было, кроме поздравлений и комплиментов. Все казалось таким красивым: лужайка перед окнами, сад позади дома, миниатюрная оранжерея, столовая, гостиная, спальни, курительная комната, а в особенности кабинет с картинами, креслами, старинными шкатулками, оригинальными столиками и множеством книг, с большим светлым окном, откуда открывался вид на веселую лужайку, а вдали разбросаны были домики, полускрытые деревьями, — кабинет с портретами, коврами, креслами и диванами! Все было так очаровательно, так изящно, так уютно, все свидетельствовало о таком изысканном вкусе, что, по мнению присутствовавших, трудно было решить, чем следует больше восхищаться.