В ванной мы стали мыть друг друга, подольше задерживаясь на эрогенных зонах, играя, раззадоривая друг друга. После ванны Мэри быстро завернулась в полотенце. Я стянул с нее полотенце со словами: «Слушай, давай без этого. Не пытайся прятать красоту. Выпрямись и почувствуй гордость за свое тело. Давай я тебя вытру». Обсохнув, мы вернулись в постель. Запах чистых тел действовал освежающе и усиливал наше желание выйти за рамки обычного секса.
Мэри была не настолько опытна в постели, как Дарлин, но, преодолев внутренний барьер, она была готова пробовать все. Мы только и занимались тем, что пробовали! Той ночью мы перепробовали все, что можно встретить в эротической литературе. Каждый раз, чувствуя, что она вот-вот дойдет до оргазма, я снижал темп, не позволяя ей утратить желание, но доводя ее до исступления. Подержав ее в таком состоянии, я делал все необходимое, чтобы Мэри получила полную разрядку.
После ее оргазма — а кончила она несколько раз — мы лежали на кровати в обнимку, наслаждаясь тем, как соприкасаются наши обнаженные тела.
Сначала Мэри напрягалась и без особой охоты исследовала мое тело, но теперь, когда мы отдыхали, она массировала и гладила мой пенис и яички. Она без стеснения говорила о своем прошлом. Я слушал ее с большим вниманием, особенно когда речь зашла о вещах, которые ее приучили считать злом: секс, неуважение и мысль о том, что Бог — это еще не все. «Слушай, — сказал я Мэри, — вот возьми нас с тобой. Мы только что занимались тем, что твои родители и все остальные называют грехом. Разве это плохо? Ты чувствуешь себя виноватой?» Она обняла меня еще крепче и сказала: «Нет, нисколько. Я чувствую себя чудесно». Насчет неуважения я сказал следующее: «Разве люди, требующие от тебя уважения, сами уважают тебя? Разве они смотрят на тебя как на ровню? Вовсе нет, они просят то, чего не дают сами. Черт возьми, уважай себя, девочка. На этом жизнь и держится. Что же до Бога, то Он есть в каждом из нас. Любой человек сам себе Бог.
Я — Бог, ты — Бог Верь в то, во что хочешь верить, и наслаждайся счастьем».
Какое-то время мы лежали спокойно, пока взаимные поглаживания не вызвали новый всплеск желания. Я лег сверху и двигался так, чтобы мы могли целоваться со всей страстью. Когда я входил в Мэри, она застонала с таким удовлетворением, какое мне редко доводилось слышать. Несколько раз она почти доходила до вершины, но каждый раз я менял ритм, чтобы не дать ей кончить. Я мучил и дразнил Мэри, пока она совсем не разъярилась и стала бешено насаживаться на меня, пытаясь достичь оргазма, приход которого я специально оттягивал. Я наслаждался ее необузданным желанием. Мне даже нравилась боль, которую причиняли ногти Мэри, впивавшиеся мне в спину, ибо я знал, что причиной тому распаленная мной страсть. Когда она почти закричала «о Господи, сейчас, Чарли, сейчас!», мы кончили вместе. Обессиленные и слишком довольные, чтобы разлеплять наши тела, мы лежали потные, упиваясь нашей близостью. Через несколько минут Мэри прижалась губами к моему уху и прошептала: «Боже мой, я даже не подозревала, что может быть так хорошо и можно чувствовать такую полноту. Я могла бы умереть сейчас, это был лучший день в моей жизни. Я люблю тебя, Чарли, я люблю тебя всем сердцем». Я сжал ее в объятиях, давая понять, что все слышал и благодарен ей за эти слова. Мы так и уснули, проснувшись утром в обнимку.
Я постарался подарить эту ночь Мэри, но желание устроить ей незабываемый секс вызвало немало новых чувств и у меня самого — я стал о себе лучшего мнения. Ощущение было такое, будто я что-то завершил, и жизнь для меня только начиналась.