Еще у меня был телефон одного гавайского друга, который работал в Макниле в парикмахерской. В тюрьме все звали его Ананас. Освободившись из тюрьмы, Ананас открыл свою парикмахерскую и вел себя как добропорядочный. Самый приятный момент в его жизни настал тогда, когда начальник тюрьмы Макнил пришел в его парикмахерскую подстричься. Хотя Ананас не был настолько свободен, чтобы провести с нами день или два, все же он с удовольствием покурил травы и выпил в нашей компании. Он положил глаз на одну из девчонок, но отсутствие времени и наличие жены не позволили ему осуществить свое желание. Я не могу осуждать парня за то, что он исправился, но, сравнивая Ананаса, того парня, с которым я пил кофе, и себя, я понимал, что живу лучше их обоих. Ананас был в курсе, что случилось со многими нашими тюремными приятелями, к тому же у него был постоянный адрес. В общем, через него я имел выход на других ребят, с которыми мог захотеть сойтись как-нибудь потом.
Теперь, оказавшись в Сиэтле, я подумал, а не повидать ли мне мать, но не нашел ее имени в телефонном справочнике. Я вспомнил название ресторана, где она работала несколько лет назад. Когда я заглянул туда, оказалось, что никто ее не помнил.
Из-за моего контролера и работы Мэри в районе Залива на обратную дорогу мы потратили значительно меньше времени. Кроме того, для успокоения контролера мне следовало сказать ему, чем я зарабатываю себе на жизнь. Пару раз я выступал в каких-то странных клубах в Тендерлойне, одном из районов Фриско. Прибавить сюда то, что я выклянчил на улице, а также пару долларов, вырученных за продажу наркотиков, получалось, что деньги — это не такая большая проблема. Ведь мне больше не на что было их тратить, кроме как на свой микроавтобус. Но больше всего я хотел продвигать свою музыку, записать ее и попасть в яблочко, а во Фриско это не получалось. Все это я объяснил своему контролеру, добавив, что у меня есть кое-какие контакты со звукозаписывающей студией в Лос-Анджелесе. В итоге мне разрешили ненадолго съездить на юг. Я не лгал: один из моих корешей по Терминал-Айленду пообещал помочь мне с записью музыки через своего друга.
Мэри держалась за свое место в библиотеке, поэтому на юг я отправился один. На шоссе было полно голосующих, причем девушек, стоявших вдоль дороги с большим пальцем вверх, было не меньше парней. Не доезжая до Сан-Хосе, я подобрал двух девушек, направлявшихся в Санта-Круз. Мне было не по пути, но девушки были на редкость юные и милые. Разве ради таких нормальный парень не сделает крюк в несколько миль?
Девушки — назовем их Джейн и Стелла — оценили мой микроавтобус, как только забрались внутрь. «Потрясное местечко», — заметили они. Увидев гитару, они спросили, я ли на ней играю. Я сказал девчонкам, что еду в Голливуд на запись. Уже через пять минут мы чувствовали себя так, как будто дружили всю жизнь, и вовсю курили их травку. Вскоре за руль села Джейн, а мы со Стеллой забрались на заднее сиденье. Мы кувыркались, наверное, полчаса, когда Джейн вдруг остановилась на обочине и переползла к нам. В два счета избавившись от своей одежды, она обвила меня руками и потянула от Стеллы. Стелла не была готова отпустить меня. Борьба пошла нам только на пользу — целый час мы занимались сексом втроем. Удовольствие получили все, причем по полной программе. Махины грузовики, проносившиеся мимо со скоростью шестьдесят миль в час, раскачивали старенький «фольксваген», ничуть нам не мешали, а, наоборот, подталкивали нас. На самом деле, хотя у меня и мелькнула мысль переспать с девочками, когда я соглашался подвезти их, не я это предложил. Все началось со слов Стеллы: «Трава делает меня озабоченной, как какого-нибудь последнего ублюдка. Как насчет тебя? Думаешь, сможешь удовлетворить меня?» Да уж, мир и впрямь изменился за эти семь лет. А микроавтобус был единственным, на чем можно было путешествовать!