— Для всепожирающего червя.
За окнами садилось солнце. Гарри чувствовал закат интуитивно, потому что на окнах висели пыльные плотные занавески, как и в первый его приход сюда. Тьму разгонял свет телевизора, в котором Луи загадочно улыбался. Сытый и довольный.
— Жизнь, Гарри, всепожирающий червь, — едва дыша, добавил парень с экрана, будто рассказывал нечто настолько глубокое и сокровенное, что, говори он чуть громче, и реальность не выдержала бы напора истины. — Что бы ты ни создал, чего бы ни достиг, она пожрёт это. Движется только вперёд, уничтожая на своём пути каждую существующую крупицу. Движется к одному единственному — смерти.
Несмотря на сумасшествие произнесённых слов, Гарри выглядел испуганным. Он вдруг услышал за спиной шаги смерти, далёкие пока, но неутомимые и ни на миг не останавливающиеся. Рано или поздно они настигнут его.
Всё, что было скрыто до сих пор за пеленой детства, за этой стеной незнания и безопасности, оказалось на свету, явилось его взору, пугая. Гарри переступил границу, отделяющую ребёнка от взрослого, и увидел.
Но поверить не захотел.
— Это безумие! — закричал он, отталкивая правду как можно дальше от себя. — Ты сумасшедший.
В противоположность красному и возбуждённому Гарри, Луи был собран и абсолютно спокоен. За всё время их странного разговора его губ не покидала насмешливая улыбка, но сейчас она буквально зацвела.
— Где кончается безумие и начинается реальность? — легко спросил он у мальчика, словно речь шла не о жизни, а так, о пустяке. — Кто проводит эту границу? Ты? Твоя мама? Может, я?
Гарри попятился к двери. В коридоре, куда его вынесли слабые ноги, пахло сиренью, будто Луи отправил сладкий аромат вдогонку ради шутки. Мальчик вдохнул полной грудью, стараясь унять глубокими вдохами тяжёлое частое сердцебиение.
И отчаянно закричал, переполненный бессилием.
○○○
Дурные предчувствия так и роились вокруг, словно мелкие болотные мошки, пока Гарри тащил рассерженную и ничего не понимающую маму по лестнице. И всё то время, пока они поднимались на верхний этаж, где в конце сумрачного коридора прятался старый номер, ни одно сомнение не смогло пробиться сквозь этот рой.
Дверь открылась на проржавевших петлях с тихим скрипом. Гарри дёрнулся от неприятного звука, такого неожиданного: раньше она впускала его бесшумно в сладкую темноту номера.
— Я так и не поняла, что ты хочешь мне показать, Гарри, — устало проворчала мама, оглядывая царящее вокруг запустение. — В отеле нет никого, кроме нашей семьи и Ги.
— Уверяю тебя, он здесь, — глаза мальчика лихорадочно блестели, а пальцы не могли найти прежнего покоя. Кулаки сжимались и разжимались без остановки. — Ты сейчас сама увидишь.
Но Луи не было в комнате. Гарри не ощущал едва заметного колебания в пространстве, присутствия, каким раньше был наделён номер. Не было и сирени.
— Он просто появляется, — сбиваясь, быстро и зло заговорил он с мамой. — Из телевизора. Прямо оттуда.
Палец ткнул в выключенный экран, указывая маме прямо в центр сосредоточения вселенского зла. В ответ только непонимающе выгнулась бровь.
— Тебе приснился сон, милый, — прохладная натруженная работой по дому ладонь легла на лоб. Гарри раздражённо рыкнул и дёрнулся прочь от прикосновения.
— Я докажу тебе!
Снова защёлкали кнопки, раздалось тихое и недовольное гудение старого видеомагнитофона. Лишь на миг комнату залила синева, но тут же сменилась неярким светом, исходящим от выпуклого экрана телевизора.
У картинки не было звука, но маме он вовсе не требовался, чтобы уловить взрослым уставшим взглядом то, что транслировалось на видео. Её глаза распахнулись в недоверии и шоке.
— Что это, ради всего святого, такое?! — воскликнула она.
Луи действительно был там, на плёнке. Лежал на кровати, а правая рука исчезала в его расстёгнутых джинсах. На алых губах не было насмешки, лишь кривые изгибы удовольствия.
— Гарри, где ты взял это? — с отвращением поинтересовалась мама. Её голос в напряжённой тишине комнаты показался мальчику ещё более громким. Гарри моргнул, посмотрев на транслирующуюся запись, затем на маму, и вдруг осознал, как именно это выглядит.
— Покажи ей, — попросил он у безжизненного экрана. И тут же в отчаянии взмолился. — Покажи ей, Луи!
Но молодой человек на плёнке не обладал сознанием. Это была всего лишь когда-то сделанная запись, скопированная множество раз, засмотренная и истёртая ради грязного пошлого удовольствия.
Энн стиснула губы. По материнскому лицу побежали тёмные волны эмоций, сменяя одна другую: недоумение, недоверие, разочарование и в конце концов гнев. Гарри зажмурился, проклиная Луи, проклиная собственную детскую глупость, и, едва увернувшись от попытавшейся схватить руки, бросился прочь.
Всё случившееся ужаснуло его, порвало душу на лоскутки, которые ещё предстояло собрать и сшить заново, а потому он, не помня себя, промчался по коридору, разгоняя тьму, по старой лестнице и пустому холлу. Остановился Гарри, лишь когда в лицо ударил морозный воздух, а глаза ослепило заходящее солнце.
Единственным желанием в повзрослевшей душе осталось покинуть этот приют обмана и насмешки.
○○○
Догорел великолепный закат. Взошла почти полная луна. Она заливала серебристым светом парковку и стёкла окон, бросая блики то на одно, то на другое. Картина идиллическая.
Теперь, зная, что за нею скрыто, Гарри от всей души ненавидел это место. Ненавидел обманщицу луну, ненавидел эту лживо-мирную ночь. Мотель, набухший, как нарыв, взирал на него насмешливо, свысока. На всём вокруг лежала печать вредоносной силы. Тайной и страшной власти.
Размышляя о природе чудовища, с которым пришлось столкнуться, Гарри терял не только концентрацию и разумные мысли. Он терял себя и, чтобы найти вновь, вглядывался в тёмные силуэты семьи. Мама, сестра, отчим — они были настоящими, пусть и немного другими. Это помогало, безумие откатывало.
Холодный свет луны и тёплый, льющийся из открытой двери холла, подсвечивал их фигуры. Мама расстроенно давала наставления отчиму, оставляя его наедине с Ги в этом огромном здании. Сама же она собиралась увезти Гарри подальше отсюда и брала Джемму с собой, пытаясь защитить сестру от самой себя.
После многочисленных уговоров, приказов и угроз Гарри так и не согласился вернуться внутрь. Он сидел в машине, продрогший, и ждал, когда мотор заведётся. Ждал в нетерпеливом отчаянии.
Сестра курила поодаль. Тонкая сигарета белела меж накрашенных яркой помадой губ. Под светом низкой зимней луны Гарри осенило: она и раньше была такой, он просто не замечал. Под толстым слоем сладкого искусственного парфюма всегда прятался терпкий мускусный запах секса. Гарри просто не в силах был его признать.
Но теперь он чётко осознавал. Он видел все яркие грани взрослой реальности, и именно это делало её такой безумной. Каким неведомым образом ему удалось вызвать к жизни один из главнейших земных ужасов, оставалось загадкой, но последствия невозможно было обратить вспять. Гарри оказался отравлен безымянной разрушительной силой.
Его детство умерло на сладких губах Луи.
Сев за руль, мама хлопнула дверцей. Рядом с ней устроилась Джемма с улыбкой на губах: её веселила сложившаяся ситуация. На взгляд сестры, давно и глубоко погрязшей во взрослых удовольствиях, Гарри, нашедший кассеты эротического содержания, не сделал ничего предосудительного, и единственное, чего она так и не поняла, — зачем он теперь стремглав бежал прочь.
Не произнося ни слова, мама завела автомобиль.
Гарри не слышал его низкое урчание, не ощущал звука шин по заледенелому снегу парковки. Он вглядывался в окна. В их темноте осталась лишь тишина, которая звучала сама по себе.
За одним из них, в густом сладком сумраке, притаился наблюдатель. Он проводил людей насмешливым взглядом, а в широкой хищной улыбке не оказалось ничего, кроме триумфа; взгляд светлых лунных глаз больше не был голодным.
Он был пресыщенным.