Слова сестры разбередили и без того кровоточащую рану, то отчаянное желание, в котором он мог признаться лишь себе, и то осторожно, украдкой. Сейчас оно достигло апогея, просилось наружу: Гарри чувствовал, как рвались жилы, как кровь мощным потоком ломала тонкие стенки сосудов.
Он собирался признаться Луи в том, как беспредельно жаждал его прикосновения.
○○○
Гарри ворвался во мрак номера, будто в распахнутые любящие объятия. Телевизор включился сам по себе: Луи с экрана повернул голову, растрепав свои жгучие волосы с прожилками осени в тёплом шоколаде. Красивое лицо выражало довольное удивление.
— Ты пришёл так рано, Гарри. Что-то случилось?
— Не мог больше ждать! — бросил мальчик, запирая за собой по устоявшейся привычке дверь. — Должен был увидеть тебя, чтобы что-то сказать.
Мягкая ожидающая улыбка украсила алые губы. Луи чуть наклонил к плечу голову, всем своим видом давая понять, что заинтересованно и внимательно слушал. У Гарри вдруг закружилась голова от того, насколько красивым было это живое изображение на экране.
Сирень сконцентрировалась вокруг, подгоняя. Воздух был насыщен ею, аромат лип к коже. Гарри чувствовал, что стал принадлежать этому сумраку, этому запаху. Случайное знакомство оказало пагубное влияние, вмешалось в его жизнь и стало неожиданно её неотъемлемой частью.
— Я хочу тебя, — неуверенно шепнул Гарри. — Хочу физического прикосновения. Мне мало того, что у нас уже есть.
Откровение прозвучало, но ответа не последовало. Мальчик закрыл глаза, больше не стыдясь, не боясь и — пусть Луи не ответил — ощущая его полное согласие. Сирень набухла и абсолютно вытеснила кислород из комнаты.
Гарри сделал глубокий жадный вдох и позволил этому аромату переместить себя в иную реальность.
========== Часть 4 ==========
Неистребимый запах сирени служил связующей нитью с иллюзией, он придавал ей форму. В нём Гарри чудились горячие прикосновения Луи, его неистовые поцелуи, его напористое желание. Под закрытыми веками плясали красные пятна: телевизор был включён и разгонял мрак по углам, хоть из него и не слышалось ни звука.
Как же сильна была нужда услышать сладкий голос: шёпот, стон, любой звук. Вся близость сводилась к запахам и звукам, они были единственными её составляющими.
Но лишь до сих пор.
Воздушная ласка, щекочущее касание. Губы Гарри дрогнули, когда на их тонкую кожу легли сначала мягкие подушечки пальцев, а следом — чужой сладкий рот.
Язык и нёбо обожгло прикосновение, будто Гарри выпил залпом стакан янтарного бренди. От неожиданности он попытался отпрянуть, распахнул глаза. Луи был близко-близко: прижался губами к его губам и целовал. Ладонь, оказавшаяся слишком сильной для той обманчивой хрупкости, за которой Гарри привык наблюдать, лежала на затылке, в коротких чуть вьющихся волосах, и не давала прервать неожиданную и одновременно с тем такую долгожданную ласку.
Разве не ждал он этого? Разве не думал постоянно о том, как влажно и сладко будут скользить их губы друг на друге? Длинные ресницы Луи затрепетали, и он открыл свои голодные глаза, уставившись в растерянные шокированные глаза Гарри.
— Ты сказал, что хочешь прикосновения, — медленно сказал он. Язык скользнул по алым губам, собирая поблёскивающую после поцелуя влагу. Звучал он всё также карамельно. Всё также убедительно.
— Я… Да, — возможность связно мыслить покинула Гарри. Его голова всё ещё кружилась от захватывающего, всепоглощающего ощущения чужих губ, от потрясающего чувства напряжения в теле, которое оно вызвало, а в лёгких скапливалась ядовитая сирень, не позволяя дышать. — Но как ты… сюда…
Шаг назад, который сделал Луи, наконец позволил мальчику вдохнуть. Тонкая кисть взметнулась вверх. Красавчик, сошедший неведомым образом с экрана телевизора, растрепал свои сверкающие в отсветах волосы и засмеялся.
— Я не говорил, потому что ты не спрашивал. Казалось, тебя всё устраивало.
Пыл сбывшейся надежды перерос в нетерпение. Гарри было по-настоящему интересно, кто или что Луи такое и как он делал все эти вещи, как перемещался из одного состояния в другое, но более всего этого, практически жизненно необходимо, ему было нужно почувствовать вновь вкус этих губ.
Новый поцелуй мальчик спровоцировал сам: потянулся чуть вверх, неловко приоткрыл рот и прижался, абсолютно неумелый. Луи поддался, позволил сделать несколько неуверенных движения языком, а потом всё же отобрал инициативу. Толкнул их обоих к двери. Гарри ощутил лопатками деревянную поверхность и источающую жар грудь на своей груди.
— А мы проделаем все те вещи, которые приходилось делать самостоятельно? — надсадно, словно от быстрого бега, зашептал Гарри, как только его рот вновь оказался свободен.
Луи полз влажными прикосновениями по шее, заставив вздёрнуть подбородок высоко вверх, метил и расчерчивал нетронутое доселе тело. Возможно, чтобы потом скроить по этим меткам нечто новое, совершенно иное.
— Гарри, — взмолился он, не отрывая влажных губ от невинной и трогательной шеи, — умолкни. Не задавай вопросов.
Запах сирени витал в воздухе как никогда остро. Гарри не нужно было принюхиваться, чтобы уловить его: кожа Луи словно источала этот цветочный аромат всеми своими порами.
— Возьми меня за руку, — бесхитростно попросил мальчик, но его прекрасный и столь соблазнительный секрет только улыбнулся своими невероятно яркими губами.
— Я знаю, что тебе понравится больше.
Правая рука Луи скользнула между их телами: тонкие пальцы ловко развязали шнурок на пижамных штанах Гарри, ослабив пояс. Второй он придерживал мальчика за плечо, будто ждал в любую секунду сопротивления.
Его не последовало, даже когда тонкие пальцы проникли под одежду, обернулись вокруг горячего члена. Гарри сам не понял, как оказался так сильно возбуждён, где потерял свои стыд и смущение. Луи коленом подвинул его бедро в сторону, заставив раздвинуть ноги шире. Подчинение ему было абсолютным и беспрекословным.
— Я знаю, как именно тебе нравится. Я внимательно наблюдал, — смешок сорвался с ещё более алых, чем обычно, губ. — И, кажется, я прав. Только посмотри на себя.
Он был доволен, Гарри чувствовал это в голосе. Самодовольство застыло в улыбке. Себя он видеть не мог, но ощущал, как горят восторгом глаза, как покраснели щёки. То ли от удовольствия, что приносила нежная рука: пальцы скользили по стволу вверх и вниз, но когда Гарри казалось, что он просто не выдержит этой ритмичности, Луи вдруг обводил головку члена подушечкой большого пальца и мальчик захлёбывался новым оттенком наслаждения. То ли от трепещущего ужаса в груди. Ощущений было слишком много, а впереди ждало больше. Страх перед грядущим добавлял перчинки в и без того дикий коктейль чувств.
— Что со мной? — в бреду зашептал Гарри.
Извне в него проникала какая-то неуправляемая сила. Мышцы во всём теле свело словно судорогой. Они застыли в напряжении, на самой грани чего-то, названия чему пока не было. Гарри не испытывал такого прежде.
— Скажем так, — поняв, что сопротивления не будет, Луи перестал сжимать пальцами дрожащее плечо. Они переместились в растрёпанные короткие кудряшки. — Ты потерял голову от страсти.
Гарри не мог совладать с собой: рука против воли приподнялась, и Луи, заметив этот жест, оставил в покое завитки его волос. Кончики их пальцев встретились, создав электричество, разлив в воздухе волшебство нежности.
И ни на миг вторая рука Луи в пижамных штанах не останавливалась. Гарри был похож на муху, попавшую в паутину. Его старательно отвлекали всеми этими романтичными мелочами от чего-то важного, взрослого. От границы, к пересечению которой он приближался, так и не осознав до конца, что делает.
— Я овладею тобой, Гарри, — зашептал Луи, касаясь влажными губами горящего жаром уха. Его пальцы скользнули и переплелись с трепещущими слабыми пальцами мальчика, стиснули их в уверенной хватке. — Стану твоим рабом, а ты станешь моим.
Шёпот этот, словно гипноз, завладел разумом. Остатки его рассыпались снежинками, и их разметал сильный зимний ветер. Буря поднялась в груди, смела все мысли, оставив только голос Луи. Тягучий, сладкий как мёд и абсолютно ядовитый для трезвости сознания.