Внутри все просто заледенело. Юноша понимал, что вся эта и так полубезумная миссия фактически обречена на провал. Переубедить Эзгио не удастся.
«С другой стороны, просто повернуть я тоже не имею права».
– Типа того, – выдавил он из себя.
Сухие губы дернулись. От глаз шамана не укрылось все: и волнение паренька, и его обреченная подавленность, и то, с каким трудом он выдавливал из себя слова. И это невероятно забавляло Эзгио. Лениво он размышлял о том, как же легко из вот таких, немного неуверенных, но в принципе неплохих пареньков вырастают страшные монстры, которые так легко прикрываются высокими материями ради достижения каких-то не менее высоких и часто ненужных целей. А еще шаман знал – есть вещи, которые не простить. Никогда и никому. Ведь миф о всепрощении придуман для тех, кто слаб. Не только потому, что они не могут отстоять свою правоту. Скорее, чтобы они не стали сильными. Способный простить мягок, а такими легко управлять. И Эзгио это отлично знал. И ненавидел тех, кто так жаждал превратить людей в подобное пресмыкающееся, готовое оправдать свою слабость псевдодобротой и пседопрощением. А еще он точно знал, что груз вечной памяти может нести только сильный. И это отзывалось горьким удовлетворением в его сердце.
«Только бы они не догадались…»
Златко вскинул голову и уперся взглядом в мужчину. Он что, действительно услышал его мысли? Тот же только усмехнулся:
– Ну что ж – начинай просить, очень хочется поглядеть на твое унижение. Люблю, когда Бэррины унижаются. Так приятно видеть, как вы сбрасываете спесь.
В душе Синекрылого начала подниматься волна гнева. Руки аж задрожали. Юноша, пытаясь справиться с собой, сжал их в кулаки. «Он просто издевается. Нарочно говорит все эти гадости. Чтобы больнее было. Надо просто это пережить. Стиснуть зубы и проглотить как лекарство».
– Я не хочу унижаться, да и спеси пока не так уж много, чтобы было больно сбрасывать. Может, все же скажешь – что тебе надо?
– А я уже говорил тебе – чтобы вы всегда умирали очень и очень рано. Мне это так нравится. Даже себе представить не можешь как.
Брови Златко сами собой нахмурились, юноша боролся с собой, пытаясь не взорваться, не броситься на противника.
– Не нравится, да, Златко Бэррин по прозвищу Синекрылый? – хохотнул тем временем Эзгио, заметив состояние юноши, вполне ожидаемое и специально вызываемое. – Утешайся тем, что вам хоть немного дают пожить. Знаешь, вообще говорят, что детство и молодость – лучшее время, а как раз они у вас и есть, так что можно сказать, что я щедр. Твой предок и твой Король такими не были.
Парень сноровисто вскинул голову, услышав имя своего сюзерена.
– Ну ты посмотри! – Шаман явно забавлялся. – Ты еще до сих пор веришь, будто бы стоит верой и правдой служить своему Королю? Ты еще не понял, что он представляет из себя?
– Не смей!.. – рявкнул Златко, наплевав на все намерения терпеть и молчать. Впрочем, его тут же прервали.
– Что не сметь? Не сметь говорить правду? – словно клыки на миг скользнули в нечеловеческой ухмылке. – Неужели ты думаешь, что тот, кто убивает детей, имеет право хоть на какое-то уважение?
– Ты был его противник! Враг! И ты был опасен! – вновь сорвался Синекрылый. – Врагов никто не жалеет!
– Даже если они дети? – вкрадчиво поинтересовался мужчина.
– В истории и не такое было!
– А зачем тогда лицемерить и прикрываться всеми этими заявленными идеалами? Зачем столько пафоса, а, Бэррин? Твой Король через твоего предка получил от меня все, все, что было: власть, сотрудничество, моих людей, мою жизнь, в конце концов! Разве этого было мало? Нет, ему чем-то помешал ребенок! Как ты это объяснишь, Бэррин?!
Юноша отчаянно замотал головой:
– У него не было другого выбора! Так получилось! Та-а… – Он хотел продолжить, но его вновь прервали.
– Вот и у тебя не будет другого выбора. Извини, так уж получилось.
И в этом голосе, в этих глазах было столько злобного удовлетворения, что выдержать все это Златко был не в силах. Меч сам появился в руке, и парень бросился на обидчика.
Пещера огласилась хохотом.
Щелчок пальцев – и Синекрылый летит в знакомую бесконечную бездну. Только теперь что-то постоянно его задевает. Рвет одежду, царапает кожу, дергает за волосы. Меч давно выдернут из руки, а легкие хоть и неприятные, но терпимые прикосновения превратились в удары. И крыльев не развернуть…
И не остановить этого падения. И можно только кричать. Кричать и кричать. От боли, от отчаяния, от невозможности что-то изменить.
На глазах слезы, а душу рвет на клочки осознание того, что наказание справедливо.
Только боль от этого не уменьшается.
Златко очнулся от пощечины. Реальная боль обожгла и вырвала из цепких объятий кошмара.
Бэррин резко сел и попытался понять, что с ним, кто он и кто это рядом. Спустя пару минут ему это удалось. По крайней мере, взволнованные синие очи Калли он опознал совершенно точно.
– Гоблин твою мать, Синекрылый, ты чего поспать добрым троллям не даешь?! – А вот и Грым. Да, Грыма лучше не будить, если рядом нет еды или врагов.
– Кошмар, – выдавил из себя Бэррин. Глупо, конечно, но умные мысли в голове упорно не появлялись.
– Только не говори, что нам еще одна змеюка попалась, – фыркнул тролль, намекая на гюрзу-илу, с которой им пришлось столкнуться на постоялом дворе не так давно. Она как раз и баловалась тем, что насылала на юных магов кошмары.
– Не, – мотнул головой Златко. – Точно не она. И не ей подобная даже.
– Гоблин, ну тогда возьми у Ивы успокоительное и дай поспать! – совсем уж раздраженно, явно с трудом сдерживаясь от более грубых выражений, высказался Грым и вновь завалился на подушку.
Синекрылый был настолько измотан кошмаром, что у него даже не было сил на ответное возмущение или стыд. Так что парень лишь пялился некоторое время в широкую спину тролля, а потом перевел взгляд на молчаливого эльфа.
Тот легонько коснулся плеча друга и шепнул – или, скорее, тихо произнес:
– Может, правда, сходишь к Иве?
Признаться, Златко именно этого и хотелось. Знахарка хоть и поворчит, но намешает каких-нибудь трав, и будет ему крепкий и здоровый – или не очень – сон. Однако он тут же представил, как это будет выглядеть. Он, Златко Бэррин по прозвищу Синекрылый, дворянин гоблин знает в каком поколении, маг, воин и мужчина, будит подругу в три часа ночи с просьбой накапать ему успокоительное. Бр-р!..