— А что ты им вообще сказала? — спрашивает Юлька.
— Она им сказала, что по предметам чувствует прошлое их владельцев, — встревает Рудольф. — В телевизор-то она всё-таки попала.
Жека отворачивается, говорит глухо и жалобно:
— Весь класс надо мной издевался. Даже те, кто точно знал, что я правду сказала!
— Телевизор врать не будет, — хмыкает Рудольф.
— Они мешали? — спрашивает Юлька. Она уже озябла, ей хочется в тепло, но уйти невозможно. Жека — товарищ по несчастью, слушать её очень интересно. — Учёные эти?
Юлька тихо радуется, что ей не пришло в голову просить у кого-то помощи или рассказывать о приступах дара взрослым.
— Не мешали, — говорит Жека. — Спрашивали, точно ли я сегодня могу… Я сказала да, но… Понимаешь, почему-то ничего в них не было, в этих предметах. Они были чистые, пустые… Без всякого прошлого вообще.
— Интересно, кстати, с чем это связано, — замечает Рудольф.
— Не знаю, — говорит Жека. — Сначала они давали просто фотки, я сказала, что фотки вообще чувствую плохо. Тогда они стали давать всякое… старую кепку, часы, футболку… Ношеные, всё правильно. Только почему-то совершенно пустые.
— Их выстирали? — спрашивает Юлька.
— Что-то да, что-то нет, — Жека пожимает плечами. — Мне обычно не мешает. Иногда хоть десять раз стирай, оно остаётся. А тут всё ушло. Я им честно сказала: тут не слышу ничего. Они меня там изводили три часа… окровавленную какую-то тряпку дали. А я держу и не чувствую: то ли носом кровь у кого-то пошла, то ли его зарезали. Пусто.
— А они? — Юльке грустно.
— Они сказали: молодец, что не пытаешься врать, — Жека вздыхает. — Они не поняли, не поверили… они думают, что я чокнутая… или просто врунья. Шарлатанка. Они, наверно, думают, что я к ним, как в шоу экстрасенсов, пришла.
— Неправильный метод, — говорит Рудольф. — Таким методом можно доказать только, что конкретный человек сейчас не может… даже то, что он в принципе шарлатан, нельзя утверждать.
— Оно само приходит, — говорит Юлька. — Накатывает.
— Тебе надо учиться контролировать, — улыбается Рудольф.
— Мои пальцы становятся тёплыми?
Рудольф улыбается шире, даёт ей шутливый подзатыльник, чуть коснувшись кончиками пальцев:
— Я компру тебе слил на себя?
Юлька смущается, отворачивается — видит лицо Жеки с несколько даже ехидной искоркой в глазах: эти втюрились. Вредная лошадь.
И вдруг ехидный огонёк исчезает, Жека принюхивается:
— Ребята, гарью тянет…
Юлька вдыхает чудесный свежий воздух, чистый, как родниковая вода:
— Не чувствую…
Но Рудольф вдруг вздрыгивается:
— Чёрт, Жорка!
Юлька моргает. Жека и Рудольф, толкаясь, влетают в дом, Юлька, встревоженная их поведением, — за ними. В тот же миг она слышит, как Золушка кричит сверху:
— Пожар!
Рудольф хватает огнетушитель.
Влетают в комнату Золушки. Золушка, прижав руки к щекам, в ужасе смотрит, как трещит и дымится серебряная ёлочка.
Рудольф суёт огнетушитель Юльке в руки, выдёргивает из розетки провод, смахивает ёлочку на пол. Треск обрывается, валит дым. Жека топчет несчастную ёлочку ногой. Юлька слышит за дверью быстрые шаги и голос Зои:
— Справились, ребята?
К ней выскакивает Золушка:
— У меня ёлочка сгорел! — по голосу кажется, что чуть не плачет.
Рудольф хмыкает:
— Жорка чудит.
Юлька выходит в коридор — и чуть не сталкивается с лопоухим лохматым парнем в свитере с оленями. Морда — вообще интеллектом не обезображена, да ещё и ухмылка типа «гы-ы, прикольно!».
— Это не я! — говорит баран с оленями.
— Что ты делал или думал, Гошенька? — спрашивает Зоя.
Баран притормаживает и изображает напряжённый мыслительный процесс:
— Да я не делал… я в игруху рубился. Заморочился маленько…
— Не медитировал, — кивает Зоя грустно.
— Нет, — сникает баран. — Забыл.
— Забыл о медитации, увлёкся игрушкой, потерял контроль — допустил спонтанный выплеск дара, — понимающе говорит Зоя. — Чуть не устроил пожар, огорчил Золушку…
— Он когда-нибудь весь дом сгорит! — возмущённо говорит Золушка, уперев руки в бока. Глаза у неё ещё блестят от слёз, но она уже сердится.
— Да лан, прости, — говорит баран, пытаясь ухмыльнуться дружелюбно. — Ну у каждого ж свои недостатки: я поджигаю всё, ты клептоманишь…
— Я нечаянно клептоманию, — сердито говорит Золушка. — Я тебе ножик отдаю? Отдаю. И фонарик тоже отдаю. Так?
— Да лан, — отмахивается баран. — Починю я ёлку.
— Не починишь, — грустно говорит Золушка. — Он умер совсем.