Ночь взрослит. Она приносит резкие возбуждающие запахи, которые дурманят голову, пробуждают чувственность, запахи страсти и тела, от которых начинают бегать мурашки по телу. Из глубин лавчонок мерцают неверные огоньки керосиновых ламп, окружая ореолом умиротворённые, улыбающиеся лица. На жаровнях в кокосовом масле шкварчат кусочки сате. Дети лёгонькими ладошками берут толстенные рисовые лепёшки. Запахи манго, мандаринов, сигарет с гвоздикой придают фантастический аромат ночи, бурлящей звуками и желаниями. Мужчины собираются в кружок у зыбкого огня, приткнувшись спиной к невидимой стене. Ночь — их дом, их очаг, их прибежище. Тени искажают предметы, расстояния, лица. В отличие от европейской ночи, которая сгущается вокруг нас, не оставляя ничего, кроме звёзд над головой, индонезийская ночь размывает тьму, разжижает её влажной жарой.
Чем ближе к порту, тем плотнее жмутся к земле строения. В тёмных лужах лежат, тупо глядя перед собой, буйволы. Чуть в отдалении кое-как сколоченные дощатые хибары клонятся на покосившихся сваях, между ними носятся стайки ребятишек. Женщины, прежде чем исчезнуть в дверном проёме, посылают загадочные улыбки.
Ветер доносит запах моря, запах простора. А вот и оно само, море. Позади рыбачьих селений, на песчаном берегу, где умирают тёплые волны, лежат баркасы с резными носами. Они вырублены из древесных стволов. Узкие длинные судёнышки, на которых ходят на вёслах или под парусом, похожи на вытащенных на песок рыбин. А изукрашенные фигуры чудищ на носу призваны отвести дурной глаз от рыбаков, дать знак морским монстрам, что это — «свои»…
Танджунгприок[3] — новый порт Джакарты. Когда голландцы строили Батавию, ставшую после обретения независимости Джакартой, они решили разбить здесь главный порт Индонезии; никто не предполагал, что русло каналов так быстро занесёт песком. Уже в 1887 году пришлось перенести порт на десять километров ближе к океану[4]. Сегодня Танджунгприок и Сурабая — основные морские ворота страны. Но, хотя к причалам там подходят океанские лайнеры, рыбу по-прежнему ловят по старинке.
Вот как выглядит оригинальный способ «лампаро»: в большое деревянное «окно», сколоченное из бамбуковых планок, опускают подобие верши, а люди, стоя наверху, зажигают факелы. Привлечённая светом рыба собирается в центре ловушки, откуда её вытаскивают в лодки.
Яванское море неглубокое, рыба ловится хорошо. Длинный баркас рассекает поверхность воды, а гребцы восьмером, стоя, налегают на весла. Позади баркаса по дну тянется сеть. Сделав круг, баркас останавливается, ныряльщик подхватывает сеть за край и подтягивает к борту. Гребцы ритмично вскрикивают в такт, наваливаясь всем телом на весла, а вперёдсмотрящий на верхушке мачты выглядывает рифы.
Улов попадает на рынок — громадное пропахшее рыбой строение ангарного типа, откуда несётся концерт голосов и звуков. На пол, скользкий от чешуи, вёдрами льют воду. Здесь вас охватывает ощущение свежести: поблёскивают в полумраке рыбьи спины, торговки, сидя на корточках, брызгают на них с ладони водой, снуют взмокшие мужчины. Толпа, волнуясь, течёт между прилавками. Здесь покупают, продают, закусывают… Но богатство красок этого торжища не даёт забыть о бедности. Добывание рыбы на Яве, как и повсюду, — это тяжкий труд, едва-едва позволяющий не умереть с голоду.
И наверное, чтобы оспорить нищету, отречься от неё, утешить себя, Джакарта устремляет к небу гранит, бронзу и золото своих памятников. Почти все развивающиеся страны утверждают себя возведением монументов-гигантов, символов новой нации, видя в этом залог будущего.
Статуя в ознаменование освобождения Западного Ириана[5] переходит в бетонную стрелу, которая разрывает цепи колониализма и одновременно бросает вызов законам тяготения.
На площади Мердека[6], вокруг которой расположено большинство административных правительственных зданий, президент Сукарно воздвиг огромный обелиск, на вершине которого горит золотое пламя весом в сто пятьдесят килограммов — гордость индонезийцев. В цоколе этого сооружения Сукарно намеревался разместить подобие музея восковых фигур, где в четырех композициях рассказывалась бы история Индонезии. Восковые персонажи должны были иллюстрировать то, как протомалайская культура[7] испытала индийское, затем арабское и, наконец, голландское влияние. В специальном углублении предполагалось изобразить сцену прихода к власти Сукарно и этапы его деятельности. Но оно так и осталось пустым: мрачное предчувствие остановило президента. И действительно, в скором времени он был смещён.
В Джакарте выстроен также стадион на сто тысяч мест[8], проложены широкие автострады.
Но все это — на поверхности. В глубине души индонезийцы, даже живя в столице, остаются связанными узами традиционной деревенской структуры. Они живут «кампунгами»[9] — замкнутыми общинами, внутри которых действуют строгие законы. Узкие, зачастую непроезжие улочки складываются в соты гигантского улья по имени Джакарта.
Общинное сознание этих тесно спаянных городских деревень не в силах примириться с разрушением традиций. Община в Индонезии значит гораздо больше, чем личность; община решает за человека все и яростно встаёт на защиту своих законов и верований.
Есть две Джакарты, тесно спаянные друг с другом: с одной стороны, традиционный город, состоящий из конгломерата деревень, с другой — Джакарта современных билдингов, обрисовывающих облик будущей столицы. Строгим контурам западной архитектуры город сопротивляется зыбкими формами деревянных лавчонок, живой массой покосившихся построек. Жизни в доме город предпочитает улицу, которую он наводняет пёстрой толпой. Широкие проспекты обрамлены курятниками. В небоскрёбах порой нет крыши, часто — воды и электричества; так они и высятся мрачной глыбой, словно символы половинчатой модернизации. Улицы асфальтированы, но тротуары по-прежнему земляные, в лужах. Мужчины по европейской моде носят брюки, но туфли встречаются не часто. Коловращение захватывает в водоворот событий разнородные явления; так, увядающее ремесленничество на потребу туризму все больше и больше стандартизирует свою продукцию; с другой стороны, попытки рационализировать быт по западному образцу не вписываются в рамки будничной жизни и остаются покамест не связанными с природными особенностями страны, её климатом, национальным характером. Западный рационализм не терпит компромиссов. В результате всепоглощающего желания подчинить себе все и вся, не считаясь ни с какими местными особенностями, формами жизни и традициями, Запад демонстрирует своё уродство, свои задворки. Его порождения, кичливо выставленные напоказ, где не следует, выглядят абсурдными. Колонизированный Восток — это окарикатуренный собственным тщеславием Запад.
ГЛАВА II
БОГОР И ПУНЧАК
Джакарта — своего рода анклав в провинции Западная Ява, которая занимает весь запад острова до границы, соединяющей Черибон на северном побережье с Чилачапом на южном. Долина Джакарты, прилегающая к Яванскому морю, в центре переходит в гористую возвышенность, которая круто обрывается в Индийский океан.
Вытянувшись на двести пятьдесят километров в длину и на пятьдесят в ширину, прорезанная реками, несущими плодородный ил, громадная долина, насколько хватает глаз, устлана плоскими рисовыми полями. По мере подъёма по склонам вулканов пейзаж становится богаче, появляются посадки других культур, климат увлажняется. По всей Индонезии, даже на северных склонах Джакартской долины, там, где вулканические возвышенности полого спускаются к морю, растёт гевея. На каучуковом дереве делают спиралеобразный надрез, и белёсый сок через воткнутую в ствол бамбуковую трубочку стекает в пустую половинку кокосового ореха. Высыхая, сок гевеи становится коричнево-фиолетовой эластичной массой. Несмотря на архаичный способ производства, Индонезия является сегодня вторым в мире экспортёром натурального каучука.
4
Строительство нового порта было начато в 1877 г. и закончено в 1883 г. Основной причиной переноса порта в место, отстоящее на 9 км от Джакарты, послужило не столько обмеление каналов, сколько оживление судоходства, вызванное распространением пароходов и открытием Суэцкого канала
5
Индонезийское название западной части острова Новая Гвинея. При завоевании Индонезией независимости в 1945 г. Западный Ириан оказался отторгнутым от молодой республики и управлялся Голландией.
В 1962 г. решением ООН Западный Ириан, называвшийся до того времени Нидерландской Новой Гвинеей, был передан под управление Индонезии. Сейчас составляет отдельную провинцию с центром в г. Джайяпура
7
Под несколько неудачным термином «протомалайская культура» авторы, очевидно, имеют в виду культуру аустронезийских народов до начала эпохи индуизации (см. «Послесловие»)
8
Джакартский стадион, открытый в 1962 г. к Азиатским играм, стооилгя пои технической помощи Советского Союза
9
деревня, посёлок, городской квартал (малайский). Авторы не правы, приравнивая кампунг к сельской общине. Это слово как раз чаще всего употребляется для обозначения населённого пункта безотносительно к его социальной организации. Сельская община у сунданцев называется н а г а р и, у яванцев — д е с а.