Она обхватила мою шею ладонями и притянула к себе. Но прежде чем ее губы коснулись моих, у меня вырвалась роковая фраза:
— Зачем ты хранишь ту фотографию?
В глазах Ракел на мгновение мелькнуло смятение, но она быстро взяла себя в руки.
— Какую фотографию? — промурлыкала она.
— Ту, где ты с Тураном.
Весь запал красотки моментально прошел. Она отстранилась от меня, огонь страсти в ее глазах потух.
— Какое тебе дело? — резко ответила она.
— Никакого, — я стушевался. — Прости. Я не хотел напоминать…
— Но напомнил, — горько произнесла она.
— Извини, я правда…
— Все, сменим тему, — красотка согнала грустное выражение с красивого лица. — Мне выступать через десять минут, а ты травишь душу.
— Выступать? Что — сейчас? А как же…
— А что ты хотел? Деньги лишними не бывают. И потом — самоутвердиться тоже не помешает, — она обольстительно улыбнулась, затем выгнула спину. — Как я выгляжу?
Мои выпученные глаза говорили не хуже слов. Довольно улыбнувшись, красотка выплыла из гримерной.
Я проводил взглядом ее летающие из стороны в сторону бедра и вздохнул. Не умею я держать язык за зубами.
В одиночестве я пробыл недолго. В зале раздались аплодисменты, видимо, Ракел закончила свое потрясающее выступление. В гримерке красавица не появилась, зато Джек высунул свой любопытный нос из-за портьеры.
— Ты один?
Я утвердительно кивнул, и только после этого Джек соизволил войти. Видно, так боялся Аргаива, что решил лишний раз его не нервировать.
— Расскажи, что произошло в пустыне? Аргаив говорил о каком-то оборотне, но, к сожалению, я большую часть пропустил. Мне было нехорошо.
— Блевать тянуло? — ну не могу я быть любезным. Он меня в последнее время дико раздражает.
— Ну зачем так грубо? — в голосе Джека не было ни намека на обиду. — Просто нехорошо. Может, последствия перелета.
— Зато сейчас тебе лучше некуда. Улыбаешься, шутишь… Только мне не до шуток.
— Я понимаю, тебе тяжело. Но пойми, что, найдя артефакт, мы можем все исправить. Вернуть чистое голубое небо, загнать вервольфов и прочую нечисть туда, откуда они выползли. Позволить людям вновь свободно гулять по улицам…
— И Эрика воскресить?
На это Джек не нашел, что ответить.
— Ты потерял друга. Такое бывает. Но ты должен жить дальше.
— И найти этот твой артефакт? Зачем? Какой смысл?
— Смысл в том, что все вернется на круги своя. Людям больше не придется прятаться, и смерть твоего друга не будет напрасной.
Я вздрогнул — Джек озвучил мои собственные мысли. Кто же он все-таки? Как с такой легкостью он может проникать за построенную мной стену?
— Все равно ты от меня не отвяжешься, — я вздохнул. — Ты уже говорил с Аргаивом насчет перелета?
— Нет смысла. Артефакт больше не в Египте.
Вот это сюрприз.
— Не в Египте? А где?
— Тебе будет странно это услышать, Дэрриен, но он пропал из Египта в тот самый момент, что и ты.
— То есть…
— Он переместился вслед за тобой. И одному только Богу известно, почему так произошло. Как бы то ни было, он сейчас где-то в городе, я чувствую.
И тут меня осенило.
— Так вот почему тебе хреново! В Египте ты жаловался на перелет, сейчас — опять та же песня! Твой встроенный в башку компас отчего-то работает неправильно, и чем ближе ты к артефакту, тем тебе хуже!
Джек на мгновение вытаращил глаза, а затем принялся отпираться.
— Это не так. Я очень плохо переношу полеты…
— Не лги мне, — я встал и подошел к нему вплотную. — Если тебе дорог твой нос, не лги мне. Иначе я его сломаю, как ты сломал мой.
Джек усмехнулся, но мой грозный тон убедил его, что я не шучу. Я припер его к стенке, и он понял, что отрицать что-либо бесполезно.
— Ты прав. Мой компас действительно барахлит. Я до сих пор не могу указать точное местоположение того, что мы ищем. И да, ты также прав в том, что меня тошнит от него. Более того, я его ненавижу. Боюсь, что дотронувшись до него, я буду блевать, пока не умру.
Я потрясенно отступил на шаг. Слова Джека шокировали меня до глубины души.
— Тогда почему… почему ты так стремишься найти его? Не лучше ли держаться подальше, и…
— И наблюдать, как умирает мир? Брось, Дэрриен, ты-то отлично понимаешь, почему я так поступаю. Ты такой же, как я — не можешь оставаться в стороне, видя несправедливость.
— И не раз поплатился за это.
— Поверь мне, я тоже.
Признаюсь, после этого разговора я стал доверять Джеку на одну сотую доли больше. А может, я просто начал понимать его. Все его ехидство было не более чем прикрытием, за которым скрывался совершенно другой человек — серьезный, ответственный, справедливый… назвать его добрым я не мог по одной простой причине — я уже видел настоящее Добро. Именно поэтому я до сих пор не выбрал, на чьей же я стороне.