Выбрать главу

- В этом есть и хорошая сторона, - мягко заметил Таул. - Баралис в последние десять дней был так занят приготовлениями что не имел времени разыскивать нас, и на улицах было спокойно.

- Слишком спокойно для города, выдающего замуж свою возлюбленную дочь.

Таул коротко вздохнул.

- Мелли, нам надо уходить. Ночью Хват обнаружил отводной люк, ведущий под стену. Он говорит, что на той стороне стоят всего двое часовых, которых легко снять.

- Нет, я еще не готова. Здесь нам пока ничто не угрожает - вы сами сказали. - Мелли отвернулась. - Вряд ли я смогу убежать, если стража погонится за нами. Я и встать-то не могу, чтобы меня не стошнило. Нельзя рисковать здоровьем ребенка. Грифт говорит, что по прошествии первых трех месяцев меня можно будет увести без опаски.

- Здесь не менее опасно. - Таул взял ее за плечи и повернул к себе. Нас перестанут искать, только когда поймут, что мы ушли из города...

- Перестанут ли? - прервала Мелли. - Теперь, когда отец брякнул в полной народу таверне, что я жду ребенка, Баралис, по-вашему, прекратит поиски?

- Баралис не властен над Аннисом и Высоким Градом. Мы можем отправиться туда. Если же мы задержимся, весь Север обратится в сплошное поле битвы.

- Ну так ступайте, - с внезапным гневом ответила Мелли. - Ведь ищут, собственно, вас, а не меня. Полгорода думает, что это вы убили герцога. Но Мелли тут же раскаялась в своих словах и потупила голову. - Простите, Таул. Я сама не знаю, что говорю. От этой беременности я совсем помешалась.

Ей хотелось сказать еще, что мысль о том, что он ее покинет, никогда не оставляет ее, потому у нее и вырвались эти жестокие слова.

Таул приподнял ее лицо за подбородок.

- Мелли, - сказал он, глядя прямо на нее своими голубыми глазами, - я готов на все, чтобы уберечь вас, и, если бы я думал, что мое присутствие для вас опасно, я ушел бы в тот же миг.

Что-то темное, полное муки таилось в его голосе. Мелли понимала, как мало она знает его. Он никогда не говорил ни о я себе, ни о своем прошлом. Знала она только, что он вышел из рядов рыцарей, и только на прошлой неделе, в праздник первого чуда Борка, поняла, какую боль это ему причиняет. В тот день он был точно человек, потерявший свою душу. Но откуда он родом, кто его родные и о чем он мечтает, оставалось неизвестным ей. День и ночь он нес караул у нее за дверью, но, даже переступая порог, никогда не говорил о себе.

Она ступила вперед, Таул раскрыл ей объятия и прижал к своей груди. Она приникла к нему, чувствуя мощное биение его сердца. Ей хотелось сказать, чтобы он никогда не оставлял ее, даже если это понадобится ради ее или ребенка блага, но что-то - то ли гордость, то ли чутье - удержало ее от этих слов.

Джек вошел в город Брен под вечер. Путешествие по Старой Козьей дороге отняло у него десять дней хорошего хода. С погодой ему повезло, если не считать мелких дождей, докучливого ветра и резкого похолодания по ночам. С ногами дело обстояло несколько иначе: он приобрел больше мозолей, чем целая армия на марше, так ему по крайней мере казалось.

Еда у него кончилась три дня назад, притом тогда, когда он сильно проголодался. Входя в юго-западные ворота Брена, он и думал, собственно, только о том, как бы раздобыть немного еды. Тут простодушные пастухи явно не водятся. Придется кого-то ограбить, и после трех дней голодухи ему все равно, кто это будет - возможно, первый же встречный с горячим пирогом в руках.

От размеров города у него захватило дух. Дома здесь строились из камня, кирпича и дерева, иные были в три этажа вышиной. Широкие улицы большей частью вымощены были плоским камнем или булыжником. Лавки, таверны и склады теснились друг к другу, все с яркими вывесками или резьбой над дверью. И над всем этим возвышалась городская стена, отбрасывая длинную тень в сторону востока. Ничего подобного Джек еще в жизни не видывал. Аннисская стена по сравнению с этой казалась кучкой голых камней.

Тихоня говорил, что Аннис и Высокий Град готовятся к осаде Брена. Джек восхищенно оглянулся на стену - хотел бы он видеть армию, которая сумеет ее преодолеть.

Он двинулся по городу в поисках еды. Здесь было куда спокойнее, чем он себе представлял. Правда, было поздно, и ларечники уже сворачивали свои палатки, лавочники запирали ставни, а прохожие на улицах казались странно подавленными. Джек не видел ни буйных пьяниц, ни ребятишек, гоняющих свиней, ни толкующих кучками старух. Даже нищие вели себя тихо.

Пожилой торговец грузил на мула нераспроданный товар. В корзинах у него были яблоки, а не пироги, но Джек все же решил попытать счастья - вид у лоточника был добродушный.

- Не помочь ли вам с грузом, сударь? - спросил он.

Лоточник смерил его взглядом.

- Буду рад, юноша, но за труды получишь только те, что покислее. Насколько я понимаю по твоему говору, ты пришел воевать? Теперь в город приходит много таких, кто хотел бы подраться с Высоким Градом.

- Нет, я не воевать пришел, - сказал Джек, взваливая корзины на мула. Они оказались тяжелее, чем он думал. Как это старик управляется с ними каждый вечер?

Тот как будто прочел его мысли и сказал:

- В любой другой день, юноша, мне бы твоя помощь не понадобилась. Нынче дела совсем не идут. Осталось столько яблок, что у бедного мула того и гляди спина переломится.

Джек думал о том же. Утром старик, наверное, возит яблоки на чем-то другом - мул бы не выдержал.

- Значит, обычно вы их все распродаете?

- Да - но только не сегодня, - задумчиво сплюнул торговец. - Никогда еще у меня не бывало такого дня. Весь город точно в трауре.

У Джека свело желудок.

- Почему? Что у вас случилось?

Торговец посмотрел на него как на умалишенного.

- Где ты был последние месяцы, парень? В погребе сидел, что ли? Нынче Катерина выходит за короля Кайлока. - Старик посмотрел в синеющее небо. - И если я не ошибаюсь, венчальный обряд уже совершился.

Точно подтверждая его слова, вдалеке зазвонил колокол. Он торжественно пробил три раза, и кровь Джека быстрее побежала по жилам, словно колокол звонил для него одного. Джек замер с полной корзиной в руках, не в силах ни шевельнуться, ни дохнуть и слушая, как звучит судьба Кайлока. Звук был сильный и чистый - весь город точно вторил ему, и городские стены его отражали. Он пронзал душу Джека как весть, как предостережение, как нож. С того первого утра в доме Тихони, когда ему явилось видение войны, Джек знал, что им с Кайлоком суждения сразиться. И колокол возвещал о начале их поединка.