сное и солнечное утро обещало перейти в великолепный день. По лазурному небу летели на юг случайные кудрявые белые облачка. Эвандер проснулся рано, мысли его все еще были заняты волнующими событиями вчерашнего вечера.
Выйдя на улицу, он отправился осматривать чудеса Монжона – теперь уже при ярком солнце. Город был построен в форме трех концентрических кругов и постепенно поднимался по мере приближения к центру. Диаметр центральной части города равнялся примерно миле. Посреди пятнадцатиэтажных зданий – огромных кубов из серого и розового кирпича – возвышался дворец. Самые высокие строения уступали ему не меньше чем на пятьдесят футов. Его золоченые овальные купола вырастали в небо, словно цветы. Во дворце и хранился Тимнал. Именно отсюда растекалась магия, которая не только прославила, но и обогатила город Монжон.
Вскоре улицы заполнили монжонцы и немногочисленные торговцы из других частей света. Юноша заметил несколько бледных чардханцев, очень немногих кассимцев и даже парочку светло-шоколадных торговцев в саржевых шальварах и шелковых камзолах – явно выходцев из далекого Аргоната.
Размеренным шагом Эвандер дошел по широкой Фагеста-авеню до центра города. Королевский дворец нависал над приземистым храмом Тимнала. Храм был пристроен к одной из стен дворца и увенчан высоченной зеленой черепичной крышей.
Ко входу в храм уже выстроились очереди. Сотни просителей – слепые и хромые, безрукие и безногие, больные на носилках, слишком слабые для того, чтобы ходить самостоятельно, – стеклись сюда еще до рассвета, собираясь молить Тимнал о милости.
Эвандера поразило, что в толпе были и кассимцы, одетые в свои характерные джеллабы{3} и просторные брюки. Например, состоятельная семья из Седимо-Кассима. Эвандер немного знал отца семейства: их познакомили на игре в поло, а затем они несколько раз встречались на званых обедах во время больших празднеств. Юноша тут же нырнул в гущу толпы. Седимская семья сидела на стульях в самом начале очереди. Слуги толпились в стороне, достаточно далеко, чтобы не казаться навязчивыми, и ожидали знака приблизиться.
Эвандер подумал о том, как он выглядит со стороны: худой – он здорово похудел с тех пор, как покинул седимский дворец; кожа потемнела – он сильно загорел за время своих морских путешествий. Юноша сомневался, что кто-нибудь сумеет его узнать. Даже одежда на нем сидела нелепо, дополнительно искажая его облик, – одежда уголи, несмотря на героические портновские усилия Элсу, была все-таки маловата для человека.
Эвандер рассмеялся про себя, и его опасения рассеялись. Никто никогда его не узнает. Никто не признает в худощавом загорелом юноше принца Седимо. Убийцам не найти его.
Принц с интересом изучал толпу. Следом за кассимцами стояли баканцы, съехавшиеся из всех городов плодородной долины, и темнокожие выходцы из Центрального Эйго. Гигантским ростом выделялся крэхинский аристократ. На щеке у него красовалась татуировка – алые слезы.
Сутулый мужчина в отрепьях, бывших когда-то военной формой, занял очередь за Эвандером, бросил взгляд на крэхинского аристократа и прошипел что-то неразборчивое, но явно нелестное.
Эвандер обернулся. У мужчины не было одной ноги, ее заменяла истертая деревяшка.
Солдат встретился взглядом с глазами юноши:
– Это последователь ихнего пророка. Сам видел, как они пьют кровь. Грязные людоеды! – Одноногий смачно плюнул.
Эвандеру доводилось слышать о жутком пророке крэхинцев, о Том Кто Должен. Этот пророк насаждал культ гордыни и кровожадности и был неимоверно почитаем в сердце континента. В тех местах разразилась ужасная война. Армии со всего мира выступили против пророка и его предполагаемых союзников – Повелителей из Падмасы. Эвандер знал, что в этой кампании, провозглашенной древними Великими Ведьмами Кунфшона, приняли участие и добровольцы из Кассима. Возможно, несчастный одноногий солдат как раз и был ветераном этой войны. Может быть, он пронес свои обтрепанные лохмотья через тысячи миль боевых походов и потерял ногу на поле битвы.
Откуда-то сверху громко прозвучал гонг. Двери храма со скрипом распахнулись. Наружу вышли жрецы в одеяниях цвета шафрана и занялись впуском просителей.
Прямо в дверях были установлены огромные медные чаши для пожертвований, и за каждой внимательно надзирали жрецы. Посетители могли сделать пожертвование на содержание слуг Тимнала. Тех, кто проявлял щедрость, немедленно уводили за бархатный занавес, видневшийся в конце коридора.