Все это Робле выговорил равнодушно и спокойно.
У Рода сердце заныло от сострадания к этому человеку. Как благосклонна, как милостива была к нему судьба, что он встретил Гвен. Всколыхнулось и застарелое чувство вины. «Я — плохой муж», — с печалью подумал Род.
— И ваш сын, — негромко проговорил Магнус, — усомнился в мудрости Божьей из-за того, что Бог позволил матери умереть, когда та еще не была старой?
— Верно, — печально кивнул Робле. — Он так тосковал по матери, что о своих сомнениях говорил вслух. Мало того, он взбунтовался и стал требовать, чтобы церковники втолковали ему, как это добрый Бог мог забрать женщину в расцвете лет. Епископ принялся кричать на него, обзывал Рануффа богохульником, заблудшей душой и говорил, что это я вроде бы уморил свою жену. Благослови Бог моего сына, он в то не поверил, а епископ велел своим прислужникам изгнать из Рануффа дьявола. Его связали по рукам и ногам, подвесили на веревке и бичевали, и меня вместе с ним. Потом нас отпустили и мы побрели домой, а вернувшись, как могли перевязали друг дружке раны. Вот тогда Рануфф и заговорил про побег. Ну а я‑то уж это дело на своей шкуре изведал и стал отговаривать его, пугать собаками и новыми побоями. Уж так я его умолял, что он внял моим мольбам и остался, и старался хорошо себя вести, жить по правилам епископа — но на ту пору он уж вовсе разуверился в церковниках и почитал их злодеями.
— А себя — закоренелым грешником, — пробормотал Род.
Магнус изумленно взглянул на него, а Робле кивнул.
— Так и было. Он ни в кого не верил, только в одного Бога — так он мне сам говорил. И однажды ночью он все-таки, ничего мне не сказав, попытался бежать. Я ничегошеньки про это не ведал, а рано поутру охотники привели Рануффа обратно. Шум такой в деревне поднялся, всех перебудили, чтобы все деревенские увидели позор отступника. Его выпороли так же сурово, как когда-то меня, и в темной избе заперли и все читали ему проповеди, да только он оказался покрепче меня. Не пожелал сдаваться. Ну а потом… На третью ночь он повесился на собственном ремне.
Лицо у Робле сморщилось, плечи сотряслись от беззвучных рыданий.
Магнус потянулся к нему, желая утешить, но Род дал ему знак, и Магнус медленно убрал руку.
Наконец Робле открыл глаза и вздохнул.
— Вы уж простите меня, люди добрые. Не надо было мне вам рассказывать про то, какой я плохой отец.
— Я бы не стал вас в чем-то обвинять, — негромко возразил Род. — Дело в том, почтенный Робле, что тут у вас проповедуется не та религия, как в Церкви по всей стране.
Робле вытаращил глаза и уставился на Рода.
— Вправду? Стало быть, в церквях за этими лесами обитают бесы, как говорится в наших сказаниях?
— Ничего подобного. Хотя в большом мире хватает слабых и грешных смертных. Но в тамошних храмах проповедуются любовь и милосердие, как самая главная из добродетелей, и если там и есть наказания для заблудших, то они намного мягче. Даже тогда, когда кто-то совершает тяжкое преступление, его дело разбирают судьи, назначенные королем.
— Мы принадлежим к этой Церкви, — тихо проговорил Магнус. — Мы верим в то, что Отец, Сын и Святой Дух существуют по отдельности и в одно и то же время едины, и каждый из Них — единый и совершенный Бог.
Робле вытаращил глаза.
— Но как же такое может быть?
— А как у любого треугольника — три стороны? Но это, конечно, слишком упрощенный пример. Нам, смертным, до этого своим умом не додуматься, — признался Магнус и тут же задумался, не из-за того ли это, что человеческий разум способен постигать только три измерения. «Нет, — решил он, — дело не только в этом. Видимо, это лишь одно из многого, что не дано человеку».
— Есть и другие различия, — добавил Род. — Но самое главное вот что: что бы вам ни говорили ваши церковники во главе с епископом, вы должны знать — та Церковь, которая вами тут правит, не истинная Римская католическая церковь. Честно говоря, мы с сыном гадали, откуда вообще взялась эта община.
Робле запрокинул голову, уставился в одну точку.
— Ну, про это каждому из нас втолковали и втолковывают.
Род посмотрел на Магнуса.
— Хотелось бы послушать.
Магнус кивнул. Пусть старик говорит — может быть, это могло помочь ему хоть ненадолго отвлечься от тоски по сыну.
— Ну ежели вам интересно… — медленно протянул Робле.
Магнус подлил ему эля.
— Спасибочки. — Робле улыбнулся и начал рассказ, являвший собой историю деревни.
— Эта деревня, люди добрые, была выстроена горсткой людей, которые отыскали в Библии какие-то строки, из-за которых уверовали, что церковь в большом мире греховна.