Родители, конечно, давали подросшим детям совершенно противоположные советы, но к тому времени мечта об Истинной Любви успевала пустить корни и не желала слушаться никаких предостережений. Магнус жаждал блаженства такой любви, хотя никогда бы в этом не признался, он мечтал о телесных радостях, которые бы она принесла.
Порой Магнусу случалось ловить на себе похотливые взгляды женщин постарше или крестьянских девушек, но он всегда знал, что это враги его отца и короля, что они только хотят использовать его для каких-то своих целей. Ну если эти женщины и не принадлежали к лагерю неприятелей, все равно они мечтали тем или иным способом чего-то добиться за счет Магнуса — даже при том, что были готовы предложить ему воспользоваться ими. Магнус упорно избегал таких женщин, отворачивался от них. То, что они предлагали ему, не называлось Истинной Любовью. Если женщина тебя по-настоящему любит, она ни за что не попытается использовать тебя, не будет стараться достичь чего-то, связав с тобой свою судьбу. Она лишь будет желать счастья с тобой и счастья тебе.
Ну а Магнус был готов приносить радость своей избраннице — всегда и во всем.
Однако пока все это были прекрасные мечты. Магнус взял последний аккорд и убрал арфу в мешок. Он подбросил сучьев в огонь, пощупал одежду. Она оказалась еще влажной. Только нижнее белье просохло. Магнус обмотался набедренной повязкой, подложил под голову седельную сумку вместо подушки, завернулся в плащ и одеяло и улегся на землю.
Ему приснился сон. Прекрасная дева с лучистой улыбкой, покачиваясь в танце, приближалась к нему и сбрасывала с себя одежды — одну за другой. Улыбка не сходила с ее лица, искренняя, без малейшей тени фальши. Ей был нужен только он, она жаждала подарить ему счастье, чтобы самой обрести в этом радость. Сердце Магнуса трепетало от блаженства, он понимал, что это и есть Истинная Любовь, а обнаженная красавица прижималась к нему все теснее, и ее тело казалось ему чудесным видением. Магнус был готов обнять ее и погрузиться в экстаз…
Он очнулся.
А она не исчезла. Она смотрела на него из-под полуприкрытых век и призывно улыбалась. При этом она была одета и манила Магнуса к себе пальчиком.
Магнус вытаращил глаза, был готов вскочить, но застыл, поскольку смутился — ведь он-то был одет весьма приблизительно. Но она все манила его, гортанно ворковала, потом наклонилась и взяла его за руку.
И как только ее пальцы коснулись его кожи, Магнус мгновенно позабыл о всех сомнениях, стыдливости, скромности. Он поднялся, завороженный ее взглядом. Для него перестало существовать что-либо, кроме ее глаз. Они словно притягивали его, а он будто бы тонул в них…
Она повела его от костра в темноту. Очарованный в прямом и переносном смысле, Магнус последовал за нею, не чувствуя ни холода, ни дождя.
Род устроился на ночлег неподалеку от сына и спал — покуда спал Магнус. Векс, который бодрствовал всегда, своим радаром засек момент, когда молодой человек покинул свою стоянку. Почему — этого робот не понял, вот и разбудил Рода.
— Что такое? — Род выгнул шею, прищурился, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть во тьме. — Сколько я проспал? Часика два?
— Один, Род.
— Только час! И зачем ты меня разбудил?
— Подумал, что ты не захочешь дожидаться завтрака, Род. Магнус ушел со своей стоянки.
— Ушел! Посреди ночи? Почему?
— Понять трудно, Род, но судя по показаниям радара, лошадь он с собой не взял.
Род пару минут лежал не шевелясь. Он обдумывал происшедшее, и его воображение рисовало картины, одну неприятнее другой. Наконец он порывисто встал и свернул спальный мешок.
— Надо забрать конягу, если так. Вперед.
Но несмотря на то что Векс был оборудовал прибором ночного видения, шли они очень медленно, поскольку конь-робот не знал дороги.
Зато ее хорошо знала девица, явившаяся к Магнусу.
Она вела молодого человека вверх по склону высокого холма, к башне, которая стояла на вершине. Войдя в башню, она повела Магнуса по винтовой лестнице. Лестница привела в покои, увешанные гобеленами. У одной стены стояла широкая кровать с пуховой периной и горами шелковых подушек, напротив ярко горел камин. Красавица начала раздеваться, пританцовывая, улыбаясь и не спуская глаз с Магнуса.
Почему-то сомнения не до конца покинули сына Чародея. Возможно, полностью предаться созерцанию женских прелестей ему мешали какие-то детские страхи перед неизвестным. Как бы то ни было, некая часть сознания Магнуса бодрствовала, и потому он заметил, что фигуры, вытканные на гобеленах, сливались в порывах любовной страсти. Более откровенных изображений соития молодому человеку до сих пор видеть не доводилось. Однако за этими сценами открывались другие, более экзотичные, непривычные, даже…