— Мои извинения, — сказал Малик. Его голос звучал довольно гнусаво, потому что его нос был разбит и заливал Камень Карсы кровью. — Я только имел в виду, что это, безусловно, последнее место, где Высочайший будет искать его украденный Камень Карсы.
— Почему ты думаешь, что он украден? — спросил Идер, не в силах скрыть самодовольство в голосе.
Всегда опасаясь, что Серафим сможет сбежать, принц одной рукой прижал шею Малика к камню, а другой снял цепь с кандалов и прикрепил ее к кольцу, висящему на железном столбе рядом с алтарем. Малик не знал, радоваться ли тому, что его план сработал, или стыдиться, что ему потребовалось так много времени, чтобы увидеть истинную природу вещей.
— Чтобы поклоняющиеся Шар терпели блеск Камня Карсы в своем храме, и, что более важно, чтобы богиня не убивала тех, кто позволил ему быть там, валун должен был иметь неоценимую ценность для Хозяйки Ночи.
Малик больше не сомневался ˗ это был источник Теневого Плетения, поскольку проклятие Мистры заставляло его говорить то, что Шар хотела скрыть от других богов. Что еще более ужасно, если Шар считала Шейд безопасным местом, чтобы спрятать такую вещь, и, если Теламонт Тантул действительно отдал Камень Карсы Идеру для храма Сокрытой, тогда она должна была чувствовать себя в безопасности, контролируя город. Чтобы Шар чувствовала себя в безопасности, командуя шадоварами, она должна была контролировать само Теневое Плетение.
— Злобная ведьма! — закричал Малик. – Она управляла им все это время!
— Проклинай ее теперь сколько хочешь, Малик. — Идер развернул его, затем перевернул на спину и пристегнул еще одну цепь ко второму наручнику. Прежде чем всё будет сделано, — добавил принц, — ты будешь петь ей дифирамбы.
— А ты будешь слизывать потроха с моих сапог! — Парировал Малик. — Теневое Плетение принадлежит Цирику по праву! Разве не я спас жизнь этому дураку Галаэрону, чтобы он мог предать свое слово Джингелшоду и украсть этот камень? — Это был его собственный гнев, который заставил его сказать это, а не проклятие Мистры, но он знал, что это было ошибкой в тот момент, когда слова сорвались с его губ. Желтые глаза Идера стали яркими, как солнце. Он обнажил свои аристократические клыки и наклонился так низко, что Малик испугался, что принц откусит ему нос.
— Ты поэтому пришел сюда? — Потребовал он. — Чтобы украсть корону Сокрытой?
Малик ничего не ответил и отвернулся.
— Отвечай! — Скомандовал Идер. — Отвечай, или я скормлю тебя твоей собственной тени.
Принц отвел голову в сторону, чтобы Малик мог видеть ненавистные глаза своей тени, смотрящие на него сверху вниз. Чудовищная тварь больше не зависела от Малика в своей форме. Она выглядела такой же толстой и прочной, как любой гигант, которого он когда-либо видел. Малик отвернулся под предлогом встречи с сердитым взглядом Идера.
— Ты думаешь, я боюсь собственной тени? — Спросил он. — Я пользуюсь благосклонностью Единого. Я видел тысячу вещей, которые были в сто раз хуже ... хотя никогда не видел никого, кто знал бы все те ужасные вещи, которые я делал в своей жизни.
— Смотри! — Идер схватил Малика за ноющую челюсть и заставил его посмотреть в сердитые глаза своей тени. — Ты видел, какие неприятности навлекла на Галаэрона его тень. Как ты думаешь, что бы сделал твоя, если бы я впустил её в тебя?
— Почему я должен этого бояться? — Пискнул Малик. — Если тень ˗ это все, чем я не являюсь, то эта, несомненно, столь же милосердна, сколь я эгоистичен, столь же надежна, сколь я продажен, столь же храбра, сколь я труслив. Моя тень только сделает меня всем тем, чего желают женщины, а мужчины восхищаются.
— Что насчёт Цирика? — именно тень задала этот вопрос, и при этом сверкнула жестокой пурпурной улыбкой. — Как бы он отнесся к Серафиму, который был бы одарён всем этим?
Кровь застыла в жилах Малика, и он перевел взгляд на Идера.
— Еще раз, о чем ты спрашивал?
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
1 Элеасиаса, Год Дикой магии
В тусклом свете камеры Вале было легче почувствовать звено, чем увидеть, даже с кожей, онемевшей от холода и мозолей. Она провела ногой по цепочке, пока не почувствовала шероховатый металл, затем зажала петлю между пальцами ног и поднесла ее ко рту. Даже такая гибкая, какой она стала за последние пару месяцев, она не могла полностью выразить это на своем лице. Как только цепь натянулась, она использовала мышцы ног, чтобы подтянуться ближе. Она позволила пальцам ног скользнуть вниз по одному звену, а затем выплюнула полный рот слюны на изъеденную поверхность. Вала сомневалась, сможет ли она на самом деле проложить себе путь к свободе, но со скованными за спиной руками и без других инструментов для работы, это было лучшее, что она могла сделать, и это давало ей возможность сосредоточиться на чем-то, когда она не подвергалась насилию со стороны Эсканора или его слуг. Она не могла просто сидеть в темноте и ждать между сессиями. Она должна была продолжать пытаться, чтобы знать, что, по крайней мере, пытается сбежать.