К началу 1980-х годов Мэдофф добавил к «большой четверке» еще один узкий круг клиентов – небольшую группу богатых французских инвесторов, которые были не прочь развлечься арбитражем на рынке США. В своем первом тюремном интервью он заявил, что впервые связался с клиентами-французами через Мориса Сейджа, того самого видного еврейского лидера, который сыграл роль посредника в истории знакомства Мэдоффа с Норманом Леви.
Одним из влиятельных заокеанских клиентов был Жак Амселлем, гражданин Франции, который все 1970-е годы инвестировал в американский рынок. Наиболее заметным его вложением было массированное наращивание участия в сети супермаркетов Shopwell в конце десятилетия. Амселлем открыл у Мэдоффа инвестиционные счета, остававшиеся активными до самой его смерти в 1994 году, после чего счета перешли к его вдове и внукам.
Через Амселлема Мэдофф познакомился еще с одним важным клиентом-французом – Альбером Игуэном, промышленником и знатоком Спинозы. Мэдофф припоминал свое первое путешествие в Париж в начале 1980-х для знакомства с Игуэном, который, по его словам, «обожал фондовую биржу» и хотел поиграть на арбитраже «по маленькой» в долларах США. Игуэн и его жена, уроженка Соединенных Штатов, повели Мэдоффа на обед «в какой-то чудовищный китайский ресторан. Это был мой первый обед в Париже – совершенно ужасный».
Полезное знакомство стоит изжоги. Хотя Игуэн и был по меньшей мере на тридцать лет старше Мэдоффа, они сразу понравились друг другу и поддерживали близкие отношения. Биография Игуэна довольно любопытна: после краткосрочного пребывания в левом французском кабинете он приступил к управлению крупной судоходной компанией. Однако ко времени знакомства с Мэдоффом он по большей части выступал в роли финансового советника высших слоев общества. Подобно Леви в Нью-Йорке, он немало способствовал тому, что перед Мэдоффом открылись двери французских банков. Благодаря таким знакомствам грядущие десятилетия принесут ему миллиарды долларов.1970-е годы, открывшие Берни Мэдоффу столько новых возможностей, были не слишком милостивы к большинству мелких брокерских фирм, расплодившихся в 1960-е. После волны банкротств регуляторы решили разобраться в том, что же послужило питательной средой для расцвета столь непрочных фирм, и пришли к выводу: виной всему отсутствие ценовой конкуренции. Сложилась ситуация, при которой клиенты, независимо от качества обслуживания, за каждую купленную или проданную акцию платят одну и ту же фиксированную комиссию. Соответственно, брокер, исполняй он ордер на пакет в сто тысяч одинаковых акций или на тысячу акций ста разных наименований, получает одни и те же комиссионные за каждую акцию. Конечно, какой-нибудь очень крупный клиент мог настоять на негласной оптовой скидке, но у мелких инвесторов такого шанса не было. Никого это не устраивало, за исключением мелких неконкурентоспособных брокеров, которые только благодаря такому положению дел и держались на плаву.
В 1970-е Комиссия по ценным бумагам вынудила финансовую отрасль пойти на усиление ценовой конкуренции, и 1 мая 1975 года фиксированные комиссионные были отменены (впоследствии этот исторический день нарекут Майским праздником). Перемены обрекли на смерть легионы шатких брокерских фирм, избалованных высокими накладными расходами, но не обеспеченных ни вычислительной техникой, ни грамотным персоналом.
И все же небольшие фирмы, особенно в региональных финансовых центрах страны, продолжали играть важную роль финансовых консультантов для многочисленных владельцев мелкого бизнеса и умеренно состоятельных инвесторов. По сути, они тоже непреднамеренно мостили дорогу Мэдоффу.
Одной такой брокерской фирмой, со временем ставшей испытанным каналом поставки инвесторов Мэдоффу, была Engler & Budd из Миннеаполиса. Мендель, или Майк, Энглер основал фирму в 1961 году, и отношения между его фирмой и Bernard L. Madoff Investment Securities представляют собой важный шаг в развитии тайной схемы управления капиталами, а именно внедрение принципа доверия по ассоциации.
В начале начал деятельность Сола Альперна по вербовке клиентов была открыто нацелена на тех, кто потенциально мог захотеть инвестировать в его блестящего зятя, даже если они ничего не смыслили в арбитражных стратегиях – его любимом коньке. И фирма Avellino & Bienes унаследовала этот костяк верных инвесторов, которые понесли славу Мэдоффа из уст в уста. Но Майк Энглер вербовал инвесторов, которые, скорее всего, о Мэдоффе и не слышали, зато знали Энглера и доверяли ему. Дальше так и пошло, сложился безотказно действующий шаблон. Вначале люди инвестировали, потому что доверяли Берни Мэдоффу. В конце они инвестировали, потому что доверяли человеку или институту, который был последним звеном в длинной цепи, тянувшейся к Мэдоффу.