Кон не раз повторял, что Мэдофф «никогда не унывал». Он всегда держался как победитель, даже когда его акции падали.
В 1982 году, за год до открытия Мэдоффом лондонского офиса, брокерская фирма Кона Cohn, Delaire & Kaufman была куплена крупным участником Лондонской фондовой биржи Akroyd & Smithers. Некоторое время Кон оставался председателем совета ее директоров и исполнительным директором. Но в 1984 году саму Akroyd & Smithers приобрел Британский инвестиционный банк, и директорство Кона стало больше почетным, чем реальным. Он все чаще думал о том, что неплохо бы найти себе новое занятие, не слишком обременительное.
Мэдофф еще раньше планировал съехать из Нижнего Манхэттена. Проработав столько лет в черной коробке на Уолл-стрит, 110, недалеко от старого Морского порта на Саут-стрит, он арендовал восемнадцатый этаж стильного небоскреба на Третьей авеню, 885, на углу Восточной Пятьдесят третьей. Это здание цилиндрической формы у всех вызывало ассоциации с гигантским тюбиком помады, его и прозвали «Помадой». Здесь с лихвой хватало места для полусотни сотрудников фирмы Мэдоффа. (Со временем деятельность Мэдоффа распространится на семнадцатый и девятнадцатый этажи.)
Рождение Cohmad давало Сонни Кону возможность начать все сначала. Во многих отношениях новая брокерская фирма была возвратом к прошлому, к фирмам, которые в начале 1960-х, когда Мэдофф с Коном только пробовали свои силы, ковбоем-одиночкой во весь опор врывались на Уолл-стрит.
К концу 1980-х такие фирмы практически исчезли как класс, а их хозяева-брокеры разбрелись кто куда, не выдержав конкуренции с крупными фирмами, которые оплетали всю страну высокотехнологичными розничными сетями. Новая фирма Кона была местом, где беженцы с прежней Уолл-стрит могли перевести стрелки часов назад, упиваясь духом товарищества телефонного трейдинга и судача с клиентами на обильных ланчах в знаменитом салуне P. J. Clarke’s или за стаканчиком виски в легендарном клубе Harmony.
В Cohmad не было никакого хайтека. Фирма обещала клиентам «старомодный сервис». Через несколько лет она станет желанным пристанищем для пожилых брокеров, отчаявшихся найти место, где можно вывесить табличку со своим именем. Одному из брокеров было семьдесят семь, когда он в 1991 году поступил на работу.
Марша Бет Кон, дочь Сонни Кона, была, разумеется, исключением. Когда она после шести лет работы в небольшой брокерской фирме Cowen & Company поступила в Cohmad, ей не исполнилось тридцати. Ее доля в Cohmad составляла 25 %, у ее отца было 48 %, и еще по одному проценту – у брата Сонни и одного сотрудника-ветерана.
Остальные 25 % были поделены на неравные доли: 24 % досталось братьям Мэдоффам (15 % – Берни и 9 % – Питеру), а оставшимся одним процентом завладел высокий элегантный бостонец Роберт Мартин Джаффи.
Боб Джаффи был человек светский, лощеный и одевался всегда по моде с легким налетом дендизма. Карьеру на Уолл-стрит он начал в 1969 году в E. F. Hutton & Company, а в 1980-м перешел в Cowen & Company, где несколько лет проработал бок о бок с Маршей Кон. Важнее то, что он был женат на Эллен Шапиро, дочери одного из старейших и богатейших клиентов Мэдоффа, мультимиллионера Карла Шапиро. В Бостоне ходили слухи, что именно Шапиро представил Джаффи его первому клиенту. Вероятно, и Мэдофф отломил ему кусочек Cohmad, чтобы сделать широкий жест и поддержать зятя старого доброго друга.
В 1989 году сорокапятилетний Боб Джаффи открыл офис Cohmad в Бостоне, где семейство Шапиро занимало видное положение в местных светских и филантропических кругах. Джаффи был разборчив, но не проницателен. «Он из тех, кто определяет лучшие рестораны по клиентуре», а не по меню, говорил один из его деловых знакомых.
Через несколько месяцев после открытия нового офиса регуляторы шлепнули Cohmad по рукам за нелицензированную деятельность в Массачусетсе. Сонни Кон пообещал впредь тщательнее наблюдать за своими представителями.
Это наводит на мысль о том, что Cohmad как брокерская фирма не слишком педантично соблюдала правила, в ней угадывается отблеск того менее жестко регулируемого климата, в котором взрослел Сонни, – времени, когда инсайдерская торговля еще не считалась преступлением, требование раскрыть информацию было скорее исключением, а регулирующие органы не особенно пеклись о внебиржевом рынке ценных бумаг.