— Это самовнушение, глупость или он просто не читал условий контракта?
— Думаю, смесь первого и второго… Но все же отпусти его, а?
— Ладно, но пусть сваливает отсюда, пока Император не приперся…
Позади раздалось грозное шипение. Анджей со вздохом повернулся на звук:
— Ну вот, разбудили мне котейку, ироды.
Из кухни, встопорщив шерсть, вышел кот, размерами не уступающий средней собаке. На его рыжей шкуре порхали языки жемчужного пламени. С каждым шагом зверь увеличивался. Хлещущий по бокам хвост начал раздваиваться…
— Тихо, тихо, мой мальчик! — Анджей поспешил успокоить питомца. — Мерзкий кровосос уже уходит. Только успокойся!
Чародей схватил с тумбочки соль и высыпал немного на коврик, разрывая контур «ключа Соломона»:
— Все! Вали и не нервируй моего нэкомату!
Когда за вампиром захлопнулась дверь, Император сдулся до своих нормальных — но все еще здоровых — размеров и пошел устраиваться на излюбленное место — на табуретке с мягкой обивкой, стоявшей возле радиатора в углу кухни. А на самой кухне уже во всю хозяйничал Дариуш: по квартире полз запах кофе.
— Чай, молоко и два сахара? — уточнил у чародея инквизитор.
— Агась.
— Держи свое извращение, больной ублюдок, — через минуту Дариуш поставил перед Анджеем дымящуюся кружку.
— Кто бы говорил про извращения, — чародей покосился на лимонную дольку, плавающую в черном кофе священника.
— Я смотрю, Император ничуть не изменился.
— Ага. Все такой же: здоровый, как Хагрид, откормленный, как Дадли и наглый, как Малфой.
— Последним он явно в хозяина пошел.
— Да иди ты.
— Правда, ты не упоминал, что он стал нэкоматой.
— Да как-то запамятовал. Это в начале зимы случилось. Как демон-хранитель он еще совсем зеленый. Даже говорить пока не научился.
На какое-то время кухню заполнило теплое, уютное молчание старых друзей.
— Значит, вендиго, говоришь? — перешел к делу Дариуш.
— Агась.
— Хорошо, — вздохнул инквизитор. — Я поставлю это дело повыше в очереди, раз уж ты просишь. Но, сказать по правде, у нас тут очередные сектанты-фанатики пытаются призвать «дьявола» низших кругов. Так что доберемся мы до твоих вендиго еще не скоро.
Анджей замер, не донеся чашку до рта и напряженно спросил:
— Насколько все хреново?
— Ну, «хреново» — понятие растяжимое…
— По десятибалльной шкале. Если один это «возможны множественные смерти», а десять — «тот случай, когда мы познакомились».
— Думаю, на троечку. Мы их почти прижучили. Но все равно не только мои гончие, но и Отдел расследований, и даже штурмовые группы заняты по горло.
— Спасибо, что приехал.
— Да ладно, — махнул рукой Дарикш. — Говорю же — мы их уже почти прижучили.
— Но что прикажешь делать девчонке? Сам знаешь, вендиго так просто не отступают от намеченной жертвы.
— Ну, можешь сам ей помочь?
— Прикалываешься? Я еще с последнего дела запасы не восполнил! Тату бесполезно до следующего полнолуния, — Анджей поднял левую руку. — «Кольцо четырех» все еще в шкатулке, на зарядке. Да и вообще я не думаю, что у Кинги найдется еще триста злотых, чтобы заплатить мне.
— А по ее квартире не скажешь, что она бедствует.
— Она ей в наследство досталась. И коммуналка сжирает половину ее зарплаты.
— Вы так хорошо знакомы?
— Да нет, просто встретили один раз Сильвестр вместе. Но Кинга, когда пьяная, не менее разговорчивая, чем когда напугана… Ладно, что-нибудь придумаю.
— Как скажешь.
Анджей постучался, выждал несколько секунд и вошел в спальню. Тусклый каменный слот. Душный, затхлый воздух, словно во время стройки.
«Надо будет проветрить потом…»
Большую часть комнаты занимал зажатый меж стен рябиновый шкаф с инструментами. В другом углу развалился чемодан с одеждой. Он стоял там с самого въезда и уже обзавелся окантовкой из пыли на полу. Напротив двери — снежное пятно окна и покрытый кляксами от чая стол под ним. Три испещренные рунами банки из-под кофе на подоконнике: стеклянные емкости полнятся разноцветными дымами. Слева прилегла скомканная кровать, на краю которой его и ждала Кинга.
— Ну как ты?
— Нормально вроде, — слабо улыбнулась девушка. — Правду говорят: «У страха глаза велики», да?
— Ну… пожалуй да. В детстве, когда я был совсем маленький — у соседей была собака. Большая, злобная и лохматая. Я боялся ее до жути! Нам даже переехать пришлось, так как я просто отказывался выходить из квартиры. А потом я вырос и выяснилось… В общем это был пудель. А к чему это ты?