Именно Логайр огласил вопрос за всех своих вассалов и Род, рассудив, что у герцога имелись очень личные причины желать услышать новости о Доме Хлодвига, ответил, что на севере покамест все тихо. О, разговоры ходят, и Знаки Дома видели, но это были только разговоры, всего лишь разговоры - пока.
Затем они с Томом принялись исполнять "Эддинстоун Лайт" с притоптыванием. С минуту соображение стояло в пораженном молчании, потом по лицам смотревших расползлись улыбки, их руки начали хлопать в ритм песни.
Получив такое поощрение, Большой Том набрал темп и громкость. Род старался не отставать от него, одновременно сканируя по лицам зрителей.
Старый герцог сделал попытку смотреть строго и неодобрительно, но без особого успеха. Позади правого плеча старика стоял высокий молодой человек, примерно того же возраста, что и Род. Когда он услышал песню, на его губах появилась улыбка, а в глазах - блеск, заменяя гримасу недовольства, жалости и злости. "Старший сын, - догадался Род, - со своим сонмом слабостей, на которых мог играть Дюрер".
Было легко выделить вассальных лордов Логайра: все были богато одеты и их сопровождали даже более разодетые жилистые люди чучела-советники, молодчики Дюрера.
Род испытывал странную уверенность, что все предположение Дюрера, будет единодушно принято и одобрено всем югом, с только одним несогласным - лордом Логайром.
А Логайр, конечно, имел на один голос больше, чем все вассальные лорды вместе взятые. Род вспомнил непрошенное обещание Логайра Катарине: "Пока я жив, королеве не будет причинено никакого вреда..".
"Пока я жив..".
* * *
Представление имело буквально громовой успех. Род сумел удержать скорее на свободном, чем на политическом уровне, идя по тонкой грани между рискованным и порнографическим.
Зрителям это очень понравилось. Род решил, что немузыкальный слух был, должно быть, генетической доминантой в Грамрае, он заметил также, что взоры всех служанок были прикованы к нему самому и Большому Тому, и безуспешно пытался понять, почему.
Это, однако, кажется, не причинило вреда для Большого Тома.
Но время от времени один из советников задавал вопрос, от которого никак нельзя было отделаться, и когда Род отвечал, что по слухам, Дом Хлодвига поднимется против королевы, в их глазах вспыхивала бешеная жгучая ярость.
Это-то он, по крайней мере, понимал. В революции главное - начало, контроль над обстановкой можно будет захватить и позже. Это-то он понимал, но теперь, по окончании пения, когда он шел на сеновал, временно предоставляемый в его с Томом распоряжение, он все еще
- 112
размышлял о выражениях лиц служанок, когда они смотрели на Тома. Он был абсолютно уверен, что сие что-то значило, он ожидал обнаружить полностью занятый сеновал к тому времени, когда прибудет туда, поскольку Большой Том пошел первым.
Но этот взгляд не мог означать то же самое, когда относился к нему самому - если занятие менестреля не имело куда больше престижа, чем он ожидал.
Поэтому, в общем и целом, он был даже еще больше смущен, когда одна из служанок перехватила его с чашей для вина.
- Мазь для пересохшего горла, мастер менестрель, - предложила она, протягивая ему чашку с сияющим взором.
Он посмотрел на нее уголком глаза и неохотно принял чашу: нет нужды в плохих манерах, не так ли?
- И, - тихонько произнесла она, когда он выпил, - тепло для вашей постели, если вам угодно.
Род поперхнулся, опустил чашку и прожег ее взглядом, потом быстро оглядел ее с ног до головы. Она была пышной, с высокими грудями и широким полногубым ртом - очень похожа на Гвендайлон в некоторых отношениях...
Охваченный внезапно подозрением, Род посмотрел на нее внимательнее - но нет, наружные углы глаз у этой девушки смотрели вверх, а нос был прямым и длинным, но не курносым. Кроме того, глаза и волосы у нее были черными.
Он криво улыбнулся, допил то, что оставалось в чаше, и вернул ее девушке.
- Спасибо тебе, девушка, премного благодарен.
Это было показательно, что она обратилась к нему вместо Большого Тома. Том был, безусловно, более привлекательным образчиком мужчины, но Род явно был тем, кто обладал статусом.
"Сука, как и все они, - подумал он, - ей наплевать, кто этот человек, лишь бы его положение, то, что он есть, было выше, чем у нее".
- Спасибо тебе, - снова поблагодарил он. - Но я долго был в дороге и чуть не валюсь с ног от усталости.
"Очень хорошая речь, - подумал он, - и на здоровье, пусть она будет невысокого мнения о моем мужестве, но, по крайней мере, оставит меня в покое".
Служанка опустила глаза и закусила губу.
- Как вам угодно, добрый мастер.
И повернувшись, направилась прочь, оставив Рода пялиться ей вслед.
Ну, не потребовалось долго отказываться. Если подумать, он был немножко унижен... но не было ли намека на торжество в ее глазах, искорки радости?
Род продолжал свой путь, гадая, не ступил ли он непредумышленно на страницы маккиавелиевского учебника.
Дверь на сеновал, как и предполагал Род, была закрыта, приглушенный женский визг, а вслед за ним басовый смех Тома подтверждали его догадки.
Поэтому он философски пожал плечами, перекинул лютню через плечо и свернул обратно на длинную винтовую лестницу. В любом случае он мог хорошо воспользоваться временем. Замок столь явно был построен параноиком, что наверняка должен был иметь тайные ходы.
Насвистывая, он фланировал по главному коридору. Гранитные стены были выкрашены охрой, украшены то тут, то там доспехами и гобеленами, иные были огромными и тянулись от пола до потолка. Род старательно отметил в уме их местонахождение. Они очень легко могли скрывать потайные двери.
- 113
Главный коридор пересекали под прямым углом двенадцать коридоров поменьше. Когда он приблизился к седьмому, то заметил, что его шаги, кажется, приобрели эхо - причем очень любопытное эхо, делавшее два шага на каждый его шаг. Он остановился, делая вид, что рассматривает гобелен, эхо сделало еще два шага и тоже остановилось. Поглядев уголком глаза, Род уловил мелькнувшее богато разодетое чучело. Ему показалось, что он узнал Дюрера, по периферийному зрению судить было трудно.