Логайр посмотрел на своего сына с немым призывом в старых покрасневших глазах. Но Ансельм не ответил отцу даже мимолетным взглядом, и лицо Великого Лорда снова стало твердым как камень.
Повернувшись старик увидел Рода.
- Менестрель! - рявкнул он. - Пошто стоишь праздно? Дай нам веселье!
Голова Дюрера резко повернулась в его сторону, он вцепился взглядом в Рода. Тревогу на его лице сменил шок, с последовавшей за ним самой что ни на есть убийственной яростью.
Род весело улыбнулся, поконился и коснулся чуба, отдавая честь. Про себя он гадал, какая же песня способна выжечь напряженность, царившую в этом зале. Он сильно подозревал, что тут существовал обычай освежать воздух, избивая менестрея за неумение выполнить задачу.
- 135
Он начал проигрывать "Мэтти Гровса", прикидывая, что его единственный шанс заключается в том, чтобы дать им нечто еще более ужасное, чем все, что только могло иметь место.
Он, однако, несколько минут воздерживался от слов, чтобы дать себе время изучить лица всех четырех лордов. Выражения их лиц менялись от задумчивости размышления до прямого (хотя и несколько завуалированного) презрения, последнее явно было, похоже, направлено на старого герцога Логайра. Похоже, Логайр не имел здесь сильных сторонников: баланс мнений, кажется, покоился на его сыне.
- Менестрель!
Род поднял взгляд. Это заговорил Ансельм.
Лицо молодого человека было настолько кислым, что свернулось.
- Ты знаешь песню о парне, из которого одна женщина сделала дурака, и все же он остался дураком вдвойне, потому что продолжает любить ее?
- Конечно! - оборвал Логайр, но прежде, чем Ансельм смог ответить, Род произнес:
- Есть много песен, милорд, о мужчинах все еще любящих женщин, однажды отвергнувших их, но во всех леди в конце концов возвращаются к ним.
- Возвращаются! - сплюнул Ансельм. - Да, она непременно возьмет его обратно, чтобы потом с позором повесить его на воротах своего замка!
Старый герцог, поднявшись на ноги, рыкнул:
- Довольно твоей гнусной клеветы!
- Клеветы! - кресло Ансельма опрокинулось, когда он вскочил, чтобы встретить отца лицом к лицу. - Разве это клевета - сказать, что она оплевала гордое имя герцогов Логайров? Да! И не раз, и не дважды и сделает это вновь!
Он врезал по столу кулаком, обернувшись, чтобы пройтись взглядом по лицам великих лордов.
- Нет! Это подлая девка должна, наконец, усвоить, что она не смеет топтать честь своих пэров! Мы должны сбросить ее с престола и сломать под нами, раз и навсегда!
Лицо Логайра-старшего побагровело, он уже совсем был готов резко ответить, но прежде чем он смог заговорить, Род пробормотал словно бы про себя:
- Нет, милорд, не так круто. Не громить, а дисциплинировать.
Он попал под перекрестный огонь подобных лазерным лучам взглядов Ансельма и Дюрера, но тут вступился Логайр:
- Да! - произнес он с гигантской радостью и облегчением. - Хоть он и говорит не к месту, но речь его верна! Наша юная королева норовиста, но ведь такой всегда бывает молодая кобылка, пока ее не взнуздают. Она должна усвоить, что ее власть - не абсолютная, что есть узда и на ее силу, но она - сюзерен, и ее нельзя сбрасывать!
Ансельм издал булькающий звук, лицо его раскраснелось, глаза начали вылезать из глазниц. Он задыхался от ярости, затем сумел выговорить, сильно заикаясь от гнева:
- Нет же! Теперь я говорю - нет! Женщина - сюзерен? Это насмешка! И блюдящая надменная сука!...
- Тихо! - прогремел Логайр, и даже четверо великих Лордов съежились от дикой силы его голоса.
Что касается Ансельма, то он порядком струхнул, испуганно гляда на стоящего перед ним седобородого великана, который, казалось, вырос и раздался у них на глазах.
- 136
Затем медленно и с куда большим достоинством, чем Род когда-либо видел в человеке, истинно царственным достоинством, что может получиться только бессознательно, Логайр вернулся на свое место, так и не отведя глаз от сына.
- Возвращайся в свои покои, - приказал он холодным и ровным голосом. - Мы не будем больше говорить об этом до конклава на закате.
Ансельм как-то сумел найти в себе силы снова задрать подбородок, жест, показавшийся каким-то нелепым и напыщенным, и круто повернулся. Когда он шел к двери, его взгляд упал на Рода. Ярость и унижение кипели в нем, он замахнулся, чтобы вознаградить менестреля оплеухой.
- Нет! - рявкнул старый лорд, и Ансельм замер.
- Этот человек, - размеренно произнес герцог, - говорил правду. Я не потерплю, чтобы с ним плохо обращались.
Ансельм сцепился взглядом с отцом, затем его взгляд заколебался, и он опустил глаза. Молча повернувшись, он направился прочь, дверь за ним с шумом захлопнулась.
- Менестрель! - прогромыхал лорд Логайр. - Играй!
Род дал своим пальцам прогуляться по струнам, наигрывая "Старика из Тор-Таппана", пока размышлял.
Так, значит, сегодня ночью состоится военный совет, да? И главным вопросом станет, ясное дело, конституционная монархия против воеводств, хотя знали об этом, может только он да Дюрер. Ну, он знал, на чьей стороне он будет.
Он снова посмотрел на сидящего, выпрямившись старого герцога Логайра, поедающего чисто символически кусочки пищи, туго сжав губы под окладистой белой бородой, сдвинув брови в легкой нахмуренности, и только с самым малым намеком на горе в глубоких темных глазах.
Да, Род знал, на чьей он стороне.
* * *
Они собрались в огромном зале, достаточно большом, чтобы послужить ангаром для космического корабля приличных размеров, если бы только грамрайцы знали, что такое космический корабль.
На каменном полу был выложен герб Логайров. Вдоль стен на каждый ярд имелся серебряный канделябр с факелом. Потолок был сводчатым и позолоченным, с подвешенной в центре огромной серебрянной люстрой. Окон не было, но это не имело значения, поскольку уже наступила ночь.
Логайр сидел в большом резном кресле в одном конце зала, позади него стена была задрапирована полотнищем с цветами его рода. Кресло стояло на помосте высотой метра полтора, так что стоявшие лорды должны были смотреть на него снизу вверх.