Так вот, почему вдруг Большому Тому захотелось получить работу дворецкого? Может быть, он хочет подняться по социальной лестнице? Нет, он был не подхалимного типа. Лучшее жалование? Но он, кажется, умеренно преуспевал, как районный тяжеловес.
Чтобы не спускать глаз с Рода?
Род перекатился на бок. Том вполне мог быть немаловажным членом Дома Хлодвига. Но зачем Дому держать его под колпаком? Они ведь не могли ничего подозревать, не так ли?
Если догадка Векса была верна и Дом поддерживала инопланетная сила, они определенно могли что-то заподозрить — не важно как.
Но не позволял ли Род снова разгуляться своей паранойе? У него начисто пропал сон, все мускулы напряглись. Он вздохнул и скатился с постели; теперь он не мог уснуть. Лучше включить Векса и поговорить. Род нуждался в электронной объективности робота, собственной у него было слишком мало.
Большой Том зашевелился и проснулся, когда Род поднял ржавый дверной засов.
— Мастер? Камо грядеши?
— Просто немного тревожусь за своего коня, Большой Том. Думаю пробежаться до конюшни и удостовериться, что конюх обращается с ним правильно. Спи.
С миг Большой Том только пялил глаза.
— Воистину, — произнес он, — вы крайне заботливы, мастер.
Он перевернулся и зарылся головой в складки плаща, используемого в качестве подушки.
— Чтобы так сильно беспокоиться за коня, — сонно пробормотал он и снова захрапел.
Род усмехнулся и выбрался из комнаты.
Он нашел черную лестницу в нескольких шагах — темную и старую, но ближе к конюшне, чем главная дверь.
У подножия лестницы находилась дверь, та, что не часто использовалась — когда он открывал ее, она застонала, словно лягушка-бык в течке.
Двор заливал мягкий, золотистый свет трех лун. Самая большая луна была лишь немногим меньше земной, но располагалась намного ближе; она заполняла собой целых тридцать градусов неба, вечное полнолуние перед равноденствием.
— Отличная планета для влюбленных, — задумчиво произнес Род, и из-за того, что его глаза приклеились к луне, он не заметил серой полоски шнура, натянутого чуть выше порога. И споткнулся.
Его руки метнулись вперед, шлепнув по земле, чтобы смягчить падение. Что-то твердое ударило его по затылку, и мир растворился в снопе искр.
Вокруг него было красноватое свечение, а в голове — пульсирующая боль. Что-то холодное и мокрое прошлось по его лицу. Он содрогнулся и полностью пришел в сознание.
Род лежал на спине; над ним был сводчатый потолок из известняка, мерцавшего блестками отраженного света. С потолка до зеленого ковра тянулись тощие известковые колонны — сталактиты и сталагмиты. Зеленый ковер простирался во всех направлениях по меньшей мере на милю. Свет, казалось, исходил отовсюду — пляшущий, колеблющийся свет, зажигавший искры на потолке в запутанном танце.
Зеленый ковер расстилался и под ним; он чувствовал его холодный и пружинящий, влажный под его спиной, мох толщиной в три дюйма. Он попытался вытянуть руку и коснуться мха, но обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Подняв голову, он поискал взглядом связывающие его веревки, но тут не было и нити.
Он помотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее боль так, чтобы суметь мыслить ясно.
— Векс, — прошептал он, — где я?
Ответа не было.
Род закусил губу.
— Брось, железный конь! Ты спишь при кризисе?
При кризисе…
У Векса был приступ. Род отправился вновь включить его.
Он был предоставлен самому себе.
Он вздохнул и улегся на зеленый ковер мха.
Справа от него начал что-то напевать глухой голос. Род посмотрел.
В голом каменном круге мерцал огонь. Над ним стояла тренога, поддерживавшая котел — котел с крышкой, весело бурлящий, с выходящей из дырки в крышке трубой. С потолка падали капли воды, ударяя по трубке, а под противоположным концом трубки стояла чаша, собиравшая капли.
Примитивный перегонный куб.
И самогонщик — наверное, восемнадцати дюймов ростом — очень широкоплечий и вообще коренастый, одетый в камзол и рейтузы. У него было округлое веселое лицо, блестящие зеленые глаза, курносый нос и очень широкий рот, изогнутый в озорной улыбке. И венец всего — на нем была робингудовская шляпа с ярким красным пером.
Зеленые глаза посмотрели и поймали взгляд Рода.
— Ха, — произнес человечек гудящим баритоном. — Ты пришел в чувство, чародей!
— Чародей? — нахмурился Род. — Я не чародей!
— Разумеется, — согласился человечек. — Не чародей. Ты являешься в падающей звезде и имеешь коня, сделанного из холодного железа…
— Минуточку, — перебил Род. — Откуда ты знаешь о том, что конь мой сделан из холодного железа?
— Мы — Крошечный Народ, — ответил невозмутимый человечек. — Мы живем Дубом, Ясенем и Терном, Лесом, Воздухом и Дерном; а те, кто живет холодным железом, алкают покончить с нашими лесами. Холодное железо — это знак всего того, что не может нас терпеть; и потому мы узнаем холодное железо — в любом виде.
Он повернулся обратно к своему котелку, приподнял крышку и проверил сусло.
— И потом, также, ты можешь слышать сказанное в доброй полумиле от тебя, а твой конь может мчаться столь же бесшумно, как ветер, и быстрее, чем сокол, когда у него есть причины. Но ты не чародей, да?
Род покачал головой.
— Нет. Я пользуюсь наукой, а не магией!
— Разумеется, — поддакнул человечек. — Что зовем мы розой и под другим названьем… [10]Нет, ты чародей, и как таковой известен уже всюду, вдоль и поперек по всему Грамарию.
— Грамарий? Что это такое?
Человечек в удивлении уставился на него.
— Да этот самый мир, чародей! Мир, в котором мы живем, земля между Четырьмя Морями, царство королевы Катарины!
— О, она правит всем миром?
— Истинно так, — подтвердил эльф, бросив на Рода косой взгляд.
— А как называется ее замок? И город вокруг него?
— Раннимид. Воистину, ты самый необразованный чародей!
— Именно это я и пытался тебе сказать, — вздохнул Род.
Человечек отвернулся, качая головой и что-то бурча под нос. Он открыл краник на сборной чаше и нацедил немного жидкости в кружку размером с мензурку.
Род вдруг понял, что его мучает жажда.
— Э, слушай, что ты там варишь? Ведь это не бренди, не так ли?
Эльф покачал головой.
— Джин? Ром? Водка?
— Нет, то спиртное другого вида. — Он подскочил к Роду и поднес миниатюрную кружку к губам человека.
— Спасибо. — Род пригубил, возвел глаза к потолку и причмокнул губами. — На вкус словно мед.
— Там, где сосут дикие пчелы, сосу и я. — Человечек заскакал обратно к огню.
— Совсем неплохо. Ты не мог бы поделиться рецептом?
— Ну разумеется, — улыбнулся эльф. — Мы же сделаем для гостя все, что в наших силах.
— Гостя! — фыркнул Род. — Мне крайне неприятно оспаривать ваше гостеприимство, но делание меня неподвижным не совсем то, что я назвал бы распростертыми объятиями.
— О, это мы вскоре исправим. — Человек снял крышку с котла и помешал сусло.
Что-то щелкнуло в голове Рода. Волосы у основания черепа начали становиться дыбом.
— Э, скажи-ка, э… Но, по-моему, нас не представили друг другу, однако… Тебя ведь зовут Робин Добрый Малый, не так ли? Он же Пак [11]?
— Верно говоришь. — Эльф с клацаньем задвинул крышку. — Я тот самый ночной бродяга шалый.
Род повалился на мшистый ковер. Это будет великолепная история для рассказа внукам; никто другой ей не поверит.
— Скажи, Пак — ты не против, если я буду называть тебя Пак?
— О, нет.
— Спасибо, э… А я Род Гэллоуглас.
— Мы это знаем.
— Ну, я просто подумал, что мне следовало бы сделать это официально. Так вот, ты, кажется, не питаешь ко мне никаких злых чувств, поэтому, э, могу я спросить… э… почему я парализован?
— Ах, это, — ответил Пак. — Мы должны выяснить, белый ты чародей или черный.