Конечно, честное обаяние Туана могло быть игрой, но Род как-то сомневался в этом.
Нет. Если Туан действительно жаждал трона, он мог бы поухаживать за Катариной; и он мог завоевать ее сердце — в этом Род ничуть не сомневался.
Так, значит, Туан поддерживал королеву. Как он вычислил, что его демагогия может помочь ей, Род определить не мог, но это имело какой-то смысл, раз Туан считал, будто он добьется именно этого.
Тогда зачем же такой тщательный розыгрыш, чтобы заполучить Рода в Дом Хлодвига?
Чтобы испытать его, конечно, чтобы выяснить, можно ли доверять ему быть рядом с королевой.
Что имело смысл, если паренек имел дело с Бромом О'Берином. Это было бы как раз похоже на Брома — попытаться разжечь народную поддержку королеве именно таким образом. Но зачем тогда пропаганда похода на замок?
У Туана, наверно, был на это ответ, и если уж речь зашла об ответах, Роду было самое время дать таковой.
Он бросил Туану недобрую усмешку и поднялся, положив руку на шпагу.
— Нет, спасибо. Я рискну попробовать свои шансы в фехтовании и колдовстве.
Глаза Туана вспыхнули радостью, он схватил Рода за руку.
— Хорошо сказано, друг Гэллоуглас! Я надеялся, что ты так и ответишь. А теперь сядь и выслушай правду о моем замысле.
Род стряхнул его руку.
— Вынимай шпагу, — произнес он сквозь зубы.
— Нет, нет! Я не обнажу шпаги против друга. Я низко обманул тебя, но ты не должен гневаться. То было для благой цели. Но сядь, и я расскажу тебе.
— Я слышал все, что хотел. — Род начал было вынимать шпагу.
Туан снова схватил Рода за предплечье, и на этот раз его руку было не стряхнуть. Род посмотрел в глаза Туану, сжав челюсти и напрягая мускулы руки, но медленно и неуклонно его шпагу вынуждали убраться обратно в ножны.
— Сядь, — сказал Туан и вынудил Рода опуститься обратно на стул столь же легко, словно Род был ребенком. — А теперь выслушай мой замысел. — Туан выпустил руку Рода и улыбнулся столь же тепло, словно ничего не случилось. — Королева дает нам деньги, и нищие знают, что она это делает, но принятие подарков вызывает в принимающем лишь горячий гнев. Если мы хотим завоевать друзей для королевы, мы должны найти способ превратить этот гнев в благодарность.
Род мрачно кивнул.
— Таким образом, мы должны превратить шиллинги королевы во что-то иное, чем подарки.
— И ты нашел способ сделать это.
— Не я, — признался Туан, — но Пересмешник. «Когда подарок не подарок? — загадал он мне загадку и сам ответил: — Да когда это право».
Туан откинулся на спинку стула, разведя руки в стороны.
— И вот как это будет столь легко сделано. Нищие отправятся к замку и покричат королеве, что она должна дать им хлеб и вино, ибо это их право. А она даст им их, и они будут ей благодарны.
Род улыбнулся, потирая подбородок.
— Очень хитро, — кивнул он. Но про себя добавил: «Если это сработает. Но этого не будет — люди, у которых есть деньги, любят отдавать их на благотворительность, но они не дадут ни гроша, если скажешь им, что они обязаны это сделать. А сколь благодарны будут нищие, когда она им откажет и позовет армию выгнать их взашей?
И даже если она уступит их требованиям, что тогда? Что насчет чувства силы, которое это придаст им? Нищие, вынуждающие королеву поделиться! Они не остановятся на хлебе и мясе, нет, они вернутся через неделю с новыми требованиями, с Туаном или без него.
О, да, это очень хитрый план, и Туана прекрасно засосало в него. Пересмешник не может проиграть, и точно так же не могут стоящие за ним инопланетные тоталитаристы».
Но Туан худого не желал. Намерения у него были самые благие. Он был немного слабоват в политической теории, но намерения у него были прекрасные.
Род поднял кружку для приличного глотка, затем уставился в нее, следя за коловращением подогретого вина.
— И все же некоторые говорят, что Дом Хлодвига стащит Катарину с трона.
— Нет, нет! — ответил шокированный Туан. — Я люблю королеву!
Род изучил искреннее, открытое лицо парня и сделал собственную интерпретацию данного заявления.
Он снова посмотрел в кружку.
— Так же, как и я, — сказал он с куда большей правдивостью, чем ему понравилось бы. — Но даже при этом я вынужден признать, что она, скажем… действует не совсем мудро…
Туан испустил тяжелый вздох и стиснул руки.
— Это верно, ох, как верно. У нее такие хорошие намерения, но она так плохо их проводит.
На себя лучше посмотри, философ, подумалось Роду. Вслух же он сказал:
— Это как же так?
Туан печально улыбнулся.
— Она хочет в один день исправить то, что ее праотцы натворили за века. Много зла есть в нашем королевстве, это я охотно признаю. Но кучу навоза не убрать одним взмахом лопаты.
— Верно, — признал Род. — Да и селитра под ним может оказаться взрывоопасной.
— Великие Лорды не видят, что она изгоняет дьявола, — продолжал Туан. — Они видят только то, что она хочет наполнить эту страну одним голосом, только одним — своим собственным.
— Ну. — Род поднял кружку с мрачным от неизбежности лицом. — Выпьем за нее, будем надеяться, что у нее это выйдет.
— И ты думаешь, что это возможно, — произнес Туан. — Ты — еще больший дурак, чем я, а я известен далеко и широко как самый исключительный дурак.
Род опустил кружку, не пригубив.
— Ты говоришь из общего убеждения, или у тебя на уме что-то особое?
Туан свел указательные пальцы вместе.
— Трон покоится на двух ножках: primo, знать, которую оскорбляет все новое, и таким образом враждебная королеве.
— Спасибо, — поблагодарил Род с горькой улыбкой, — за открытие этой тайны.
— Предоставленные самим себе, — невозмутимо продолжал Туан, — вельможи могли бы и стерпеть ее ради любви к ее отцу, но есть советники.
— Да. — Род зажал нижнюю губу меж зубов. — Я так понимаю, что лорды делают все, что там ни скажут их советники?
— Или то, что они говорят лордам не делать, что приводит к тем же результатам. А советники говорят одним голосом — Дюрера.
— Дюрера? — нахмурился Род. — Кто он?
— Советник милорда Логайра. — Рот Туана горько скривился. — Он обладает некоторым влиянием на Логайра, что просто чудо, ибо Логайр самый упрямый человек. Таким образом, пока жив Логайр, Катарина может устоять. Но когда Логайр умрет, Катарина падет, ибо наследник Логайра ненавидит королеву.
— Наследник? — поднял брови Род. — У Логайра есть сын?
— Двое, — ответил Туан с натянутой улыбкой. — Младший — дурак, который любит своего злейшего врага, а старший — горячая голова, который любит лесть Дюрера. А посему — что скажет Дюрер, то Ансельм Логайр сделает.
Род поднял кружку.
— Давай пожелаем Логайру долгой жизни.
— Да, — пылко согласился Туан. — Ибо Ансельм давно затаил обиду на королеву.
Род нахмурился.
— Какую обиду?
— Не знаю. — Лицо Туана обмякло, пока он не стал похож на гончего пса, страдающего от свища. — Не знаю.
Род откинулся на стуле, положив руку на эфес шпаги.
— Значит, и он и Дюрер одинаково хотят падения королевы. А другие Великие Лорды последуют за ними — если умрет старый лорд Логайр. Вот и все в пользу одной ножки трона. Что же с другой?
— Secundo, — произнес Туан с салютом малолетнего бойскаута, — народ: крестьянство, ремесленники и купцы. Они любят ее за это новообретенное облегчение их забот, но они ее страшатся из-за ведьм и колдунов.
— Ах. Да. Э-э-э… ведьм и колдунов. — Род нахмурился, сумев выглядеть внимательным, востроглазым и компетентным, в то время как в мозгу у него все крутилось: ведьмы как политический фактор?
— …веками, — говорил между тем Туан, — ведьм и колдунов предавали пыткам, пока они не отрекались от дьявола, или подвергали испытанию водой или, потерпев неудачу во всем остальном, сжигали на костре.
На миг Род испытал укол сочувствия к поколениям эсперов.
— Но теперь королева укрывает их, и некоторые говорят, что она сама ведьма.
Род сумел стряхнуть мысленный туман на достаточно долгий срок, чтобы прохрипеть: