— А она сказала, что мы чересчур сильно заставляем ее чувствовать свой возраст, и вернулась на юг. Если ты там попадешь в беду, то только кликни ее имя, Гвендайлон, и она тут же окажет тебе больше помощи, чем тебе надо.
— Я это запомню, — пообещал Род, немедленно забыв, так как представил себя зовущим на помощь женщину. Он чуть не зашелся в новом приступе кашля, но не посмел смеяться, так как помнил, каким он сам был чувствительным в отрочестве.
Он сделал еще один глоток вина, чтобы залить свой смех, и ткнул кружкой в сторону Тоби.
— Есть только еще один вопрос: почему королева вас защищает?
— Разве ты не знаешь? — уставился на него Тоби.
— Да вот, не знаю, — сладко улыбнулся Род.
— Да она же сама ведьма, дорогой друг Гэллоуглас!
Улыбка Рода растаяла.
— Гм. — Он почесал кончик носа. — До меня доходили слухи на этот счет. Они верны, да?
— Вполне верны. Ведьма необученная, но тем не менее ведьма.
— Необученная? — поднял бровь Род.
— Да. Наш дар нужно разминать и упражнять, тренировать и обучать, чтобы довести до всей полноты. Катарина — природная ведьма, но необученная. Она может слышать мысли, но не в любое время, когда пожелает, и нечетко.
— Хм. Что она еще умеет делать?
— Насколько мы знаем — ничего. Она умеет только слышать мысли.
— Так значит, она, можно сказать, удовлетворяет минимальным требованиям для вступления в профсоюз. — Род почесал за ухом. — Своего рода сподручный талант для королевы. Она должна знать все, что происходит в ее замке.
Тоби покачал головой.
— Разве ты можешь расслышать пятерых говорящих, всех сразу, друг Гэллоуглас? И слышать их все время подряд? И еще быть способным запомнить, что они говорили?
Род нахмурился и почесал подбородок.
— Можешь повторить хотя бы один разговор? — Тоби снисходительно улыбнулся и покачал головой. — Конечно, не можешь. И наша королева тоже не может.
— Она могла бы записывать их…
— Да, но вспомни, она необученная, а чтобы делать из мыслей слова, нужна интенсивная тренировка даже выдающегося дара.
— Погоди, — поднял руку Род. — Ты хочешь сказать, что вы не слышите мысли как слова?
— Нет, нет, мгновенной мысли достанет на книгу слов, друг Гэллоуглас. Разве тебе нужно выкладывать мысли словами для того, чтобы иметь их?
— Понятно, — кивнул Род. — Квантовая механика мысли.
— Странно, — пробормотал чей-то голос.
Подняв взгляд, Род обнаружил, что находится в центре приличных размеров группы юных ведьм и чародеев, явно налетевших послушать интересный разговор.
Он посмотрел на говорившего, плотного юного чародея, и улыбнулся с оттенком сарказма.
— Что странно? — Он гадал, как там звали этого паренька.
Парень усмехнулся.
— Мартин меня зовут. — Он помолчал, чтобы посмеяться над пораженным взглядом Рода, тот все еще не привык к чтению мыслей. — А странно, что ты чародей, а не знаешь азов слышания мыслей.
— Да, — кивнул Тоби, — ты единственный известный нам чародей, друг Гэллоуглас, который не может слышать мыслей.
— Э, да. — Род провел по щетине. — Ну, как я упомянул немного ранее, я не настоящий чародей. Видите ли…
Его прервал дружный взрыв смеха. Он вздохнул и покорился своей репутации.
Затем он вернулся к прежней линии расспросов.
— Я так понял, что некоторые из вас могут слышать мысли, как слова.
— О, да, — подтвердил Тоби, вытирая глаза. — Есть у нас одна такая.
Он повернулся к кольцу слушателей.
— Олдис здесь?
Пухленькая, хорошенькая шестнадцатилетняя девушка протолкалась в передний ряд.
— Кого мне надо для вас послушать, сэр?
Искра пересекла пропасть в мозгу Рода. В его глазах появился злой блеск.
— Дюрера. Советника милорда Логайра.
Олдис сложила руки на коленях, устроилась поудобнее, сидя очень прямо. Она уставилась на Рода, глаза ее потеряли фокусировку. Затем она принялась говорить высоким монотонным, в нос, голосом.
— Как вам угодно, милорд. И все же я не могу понять, истинно ли вы верны?
Голос ее упал на две октавы по тону, но сохранил свою монотонность.
— Негодяй! Ты имеешь наглость оскорблять меня в лицо?
— Нет, милорд, — поспешно ответил высокий голос. — Я не оскорбляю вас, а только ставлю под вопрос мудрость ваших действий.
Дюрер, подумал Род. Высокий голос принадлежал Дюреру, практиковавшемуся в своем занятии — заботе о манипуляции герцогом Логайром.
— Вспомните, милорд, она всего лишь ребенок. Добро ли это по отношению к ребенку — дозволять ему своевольничать? Или добром будет отшлепать ее, когда она в этом нуждается?
С минуту стояло молчание, затем ответил более глухой голос лорда Логайра.
— В том, что ты говоришь, есть какая-то доля истины. Разумеется, в ее попытке взять власть в свои руки в вопросе назначения священников есть что-то от избалованного ребенка.
— Но, милорд, — пробормотал высокий голос. — Это же идет вразрез с традициями и мудростью людей намного старше ее самой. Воистину, как это ни горько, но это действия непослушного ребенка.
— Возможно, — прогромыхал Логайр. — И все же она — королева, а слово королевы — закон.
— Даже если королева издает дурные законы, милорд?
— Ее действия не дурные, Дюрер. — Глухой голос принял угрожающий оттенок. — Неверные, безрассудные и необдуманные, плохо рассчитанные, ибо добро, кое они принесут сегодня, может завтра принести гибель на наши головы. Наверное, глупые законы, но дурные — нет.
Высокий голос вздохнул.
— Возможно, милорд. И все же она угрожает чести своих вельмож. Разве это не дурно?
— Это, — прогромыхал Логайр. — Как же это так? Да, она была надменна, беря на себя более высокомерия, чем, возможно, когда-либо бывало у королевы, но она еще никогда не делала ничего такого, что можно было бы истолковать как оскорбление.
— Да, милорд, пока еще нет.
— Ты что это хочешь сказать?
— День этот придет, милорд.
— Какой такой день, Дюрер?
— Когда она поставит крестьян впереди знатных, милорд.
— Прекрати свои изменнические речи! — зарычал Логайр. — На колени, ничтожество, и благодари своего Бога, что я не оставляю тебя без головы!
Род глядел в лицо Олдис, все еще не отойдя от потрясения, вызванного слышанным диалогом двух бестелесных мужских голосов, исходящих из уст хорошенькой девушки.
Ее глаза постепенно снова сфокусировались. Она испустила долгий вздох и улыбнулась ему.
— Ты слышал, друг Гэллоуглас?
Род кивнул.
Она развела руки, пожав плечами.
— А я ни слова не могу вспомнить из того, что говорила.
— Пусть это тебя не беспокоит, я помню все. — Род потер щетину на подбородке. — Ты действовала как канал, медиум в чистейшем смысле этого слова.
Он запрокинул голову, осушив свою кружку, и кинул ее одному из юных колдунов. Юноша поймал ее, исчез и вновь появился. Он вручил до краев полную кружку Роду, который в притворном отчаянии покачал головой.
Он откинулся назад и пригубил вино, подняв взгляд на окружавшие его юные лица, улыбающиеся и заметно сияющие от сознания своей силы.
— Вы когда-нибудь проделывали это раньше? — спросил он, махнув рукой в сторону их всех. — Я имею в виду, слушали подобные внутричерепные заседания.
— Только врагов королевы, — ответила Олдис, вскинув голову. — Мы часто слушаем Дюрера.
— Вот как? — приподнял бровь Род. — Что-нибудь узнали?
Олдис кивнула.
— Он в последнее время сильно озабочен крестьянами.
Мгновение Род был совершенно неподвижен.
— Что у него за интерес к ним?
Тоби знающе усмехнулся.
— Ну, вот его последний подвиг. Он заварил свару между двумя крестьянами из личных владений королевы. Один молодой крестьянин хотел жениться на дочери старого фермера, а старик сказал — нет. И юнец воздел бы руки в отчаянии и спокойно остался бы с разбитым сердцем.
— Но тут встрял Дюрер.
— Да. Он днем и ночью преследовал юнца, ибо известие о сватовстве парня распространилось по всем деревням, и присмотрел за тем, чтобы слух пересказывали с добавлением вопроса: разве мог юноша считаться мужем, коль позволил дряхлому болвану лишить себя любимой девушки?