Каждую тарелку сперва подносили Брому О'Берину, туда, где он сидел, слева от королевы. Бром брал пробу с каждой тарелки, съедал кусочек каждого блюда и помещал оставшееся на тарелке перед собой. Затем огромные деревянные тарелки были расставлены по всему столу. К этому времени Бром, обнаружив, что он еще жив, передал наполненное блюдо Катарине.
Общество со смаком принялось за еду, и желудок Рода напомнил ему, что все, попавшее туда этой ночью, было вином со специями.
Катарина изысканно отправляла в рот свою еду с оригинальным, не лучше, чем у пичужки, аппетитом. Ходили слухи, что она как раз перед официальным застольем перекусывала в уединении своих апартаментов. Даже если и так, она была такой худенькой, что лично Род находил этот слух сомнительным.
Слуги носились туда-сюда с бутылями вина и огромными мясными пирогами.
Род стоял на посту у восточной двери, таким образом, у него был достаточно хороший обзор Катарины, там, где она сидела, в северном конце стола, милорда Логайра по правую руку от нее, Дюрера по правую руку от Логайра и затылка Брома О'Берина.
Дюрер нагнулся и зашептал что-то своему лорду. Логайр нетерпеливо отмахнулся и кивнул. Он в один прием оторвал от мяса здоровенный кусок, пережевал, проглотил и залил глотком вина. Опустив кубок на стол, он повернулся к Катарине и прогрохотал:
— Ваше Величество, я озабочен.
Катарина бросила на него холодный взгляд.
— Мы все озабочены, милорд Логайр. Мы должны нести бремя своих забот, насколько это в наших силах.
Губы Логайра плотно сжались, его рот почти что затерялся между усами и бородой.
— Моя забота, — ответил он, — о вашей особе и благополучии вашего королевства.
Катарина вернулась к своему блюду, с большой заботой отрезая кусочек свинины.
— Я должна надеяться, что благополучие моей особы и впрямь повлияет на благополучие моего королевства.
Шея Логайра побагровела, но он упрямо гнул свое.
— Я рад, что Ваше Величество понимает, что угроза вашему благополучию есть угроза нашему королевству.
Кожа меж бровей Катарины наморщилась, она обратила нахмуренное лицо к Логайру.
— Я и впрямь понимаю.
— Зная, что жизни королевы угрожают, народ испытывает сильное беспокойство.
Катарина положила вилку и откинулась на спинку кресла. Голос ее был мягким, даже ласковым.
— Значит, моей жизни угрожают, милорд?
— Кажется, так, — осторожно промолвил Логайр, — ибо баньши снова был на вашей крыше прошлой ночью.
Род навострил уши.
Губы Катарины спрятались, зажатые меж зубами, а глаза закрылись. За столом воцарилось молчание. Во внезапной тишине прогремел голос Брома О'Берина.
— Баньши часто видели на стене замка Ее Величества, и все же она еще жива.
— Молчать! — оборвала его Катарина. Плечи ее выпрямились, она нагнулась вперед и взяла свой кубок. — Я не желаю слышать о баньши.
Она осушила кубок, а затем отставила руку с ним в сторону.
— Слуга, еще вина!
Дюрер сорвался со своего места и в один миг очутился рядом с королевой. Выхватив кубок из ее руки, он повернулся к подбежавшему слуге. Он держал кубок, пока слуга наполнял его из кувшина, а весь двор пялил глаза — такая любезность по отношению к королеве была со стороны Дюрера несколько необычной.
Он повернулся обратно к королеве, опустился на колено и протянул кубок. Катарина уставилась на него, затем медленно приняла кубок.
— Благодарю вас, Дюрер, и все же, должна признаться, что никак не ожидала от вас такой любезности.
Глаза Дюрера блеснули. Он поднялся с насмешливой улыбкой и очень низко поклонился.
— Пейте на здоровье, моя королева.
Но Род был чуточку мены доверчив, чем королева, более того, он видел, как Дюрер провел левой ладонью над кубком как раз перед тем, как слуга начал наполнять его.
Он покинул свой пост и поймал кубок как раз тогда, когда Катарина поднесла его к губам. Она уставилась на него, побледнев, в глазах ее разгоралась ярость.
— Я вас не звала, сударь.
— Прошу прошения, Ваше Величество. — Род отстегнул от пояса кинжал, выкинул клинок на стол и наполнил конические ножны вином. Слава небесам, он принял меры предосторожности, снова включив Векса, прежде чем заступил на дежурство!
Он протянул руку вперед, держа серебряный рог, и сказал:
— ЧелоВ Е К Слаб, Ваше Величество. Со стыдом признаюсь, что я не могу проанализировать своих действий, дело лишь в том, что я опасаюсь за жизнь Вашего Величества.
Весь гнев Катарины растворился в завороженности от действий Рода.
— Что, — показала она на серебряный рог, — что это такое?
— Рог единорога, — ответил Род и, подняв взгляд, посмотрел в глаза Дюрера, горящие яростью.
— Анализ завершен, — прошептал голос у него за ухом. — Субстанция ядовита для человеческого метаболизма. Род мрачно улыбнулся и нажал мизинцем на шишку на конце рога… «Рог единорога» стал пурпурным.
Весь двор ахнул от ужаса, так как все знали легенду, что рог единорога становится пурпурным, если в него поместить яд.
Катарина побледнела, она стиснула кулаки, чтобы скрыть дрожь.
Рука Логайра сжалась в огромный кулак, глаза его сузились, когда он прожег взглядом Дюрера.
— Ничтожество, если ты как-то участвовал в этой измене…
— Милорд, вы же видели. — Голос Дюрера стал ломаться. — Я только подал кубок.
Но его горящие глаза не отрывались от глаз Рода, казалось, намекая, что Род может избавиться от многих бед и мучений, если попросту тут же на месте выпьет это вино.
Роду было поручено вместе с тремя другими гвардейцами сопровождать Катарину из ее апартаментов в Большой Зал Общего Суда. Их четверка ждала перед палатами, пока не открылась дверь и не вышел, предшествуя королеве, Бром О'Берин. Двое солдат поместились впереди королевы и позади Брома, а Род и еще один гвардеец пристроились сзади нее.
Они медленно двинулись направо по коридору, приноравливаясь к шагу Катарины, а королева, закутанная в тяжелый меховой плащ и обремененная тяжелой золотой короной, двигалась очень медленно. Каким-то образом она ухитрялась при этом выглядеть скорее величавой, чем неуклюжей.
Когда они приблизились к Большому Залу, откуда-то выскочила одетая в бархат фигура — Дюрер.
— Прошу прощения, — обратился он, трижды поклонившись, — но я должен поговорить с Вашим Величеством.
Губы его были туго сжаты, а в глазах — гнев.
Катарина остановилась и вытянулась во весь свой рост.
А готовность-то к бою у нее номер один,подумал Род.
— Так говори же, — ответила она, глядя сверху вниз на склонившегося перед ней человечишку. — Но говори быстро, смерд.
Глаза Дюрера вспыхнули при этом обращении, термин «смерд» был зарезервирован за крестьянами. Однако он сумел сохранить почтительный вид.
— Ваше Величество, умоляю вас не терпеть никакой задержки в заслушивании петиции Великих Лордов, ибо они крайне сильно возбуждены.
— С чего бы мне задерживаться с этим? — нахмурилась Катарина.
Дюрер закусил губу и отвел взгляд.
Глаза Катарины загорелись гневом.
— Говори, смерд, — резко приказала она. — Или ты смеешь предположить, что королева страшится выслушать свою знать.
— Ваше Величество… — проговорил с большой неохотой Дюрер, а затем снова обрушился, как лавина: — Я слышал, что сегодня при дворе должно быть заслушано дело двух крестьян.
— Да. — Рот Катарины отвердел. — Это дело порекомендовано мне тобой, Дюрер.
Глаза человечишки стрельнули в нее злым блеском, затем он снова стал сплошным подхалимским унижением.
— Я думал… я слышал… я страшился…
— Чего ты страшился?
— Ваше Величество были в последнее время более всего озабочены вашими крестьянами… — Дюрер поколебался, а затем, заикаясь, продолжил: — Я страшился… что Ваше Величество может… наверное…
Взгляд Катарины сделался жестким.
— Что я могу выслушать этих двух крестьян прежде, чем склоню свой слух к петиции моих вельмож?
— Вы не должны, Ваше Величество! — рухнул на колени Дюрер, умоляюще сложив руки. — Вы не должны сегодня идти на риск оскорбить Великих Лордов! Самой жизни вашей угрожает опасность, если вы…