— И все же ты еще не сказала мне, почему ты последовала за мной?
Она снова закусила губу и скривила лицо. Род спокойно ждал.
Выдавливая из себя каждое слово, она сказала:
— Я… я боялась за вас, милорд.
Род уставился на нее, затем его рот растянулся в полуулыбке. Он медленно покачал головой.
— Ты боялась за меня?
— Да, — вскинула она голову. — Я не знала, что вы чародей, а человек в одиночку… в тех коридорах…
Голос ее оборвался, веки снова опустились.
Род испустил вздох и привлек ее к себе. Она с миг сопротивлялась, затем уступила.
— Ах, девушка, девушка! — вздохнул он. — Чем ты могла мне помочь?
— Я… у меня есть подход к некоторым духам, милорд. — Голос ее был приглушен тканью его камзола. — Я думала…
Род нахмурился. Неужто общение с миром духов было нормой на этой рехнувшейся планете?
Он мягко погладил ее по спине, прижимаясь щекой к ее волосам. Она, конечно, могла и лгать, но это подразумевало бы, что она великолепная актриса, а для этого она казалась слишком бесхитростной.
Он вздохнул и еще крепче сжал ее в объятиях. Она прижалась к нему бедрами.
Род закрыл глаза и стер в голове все ощущения, кроме ощущения ее тела. Она было хорошим, очень хорошим, почти как у той девушки — Гвендайлон…
Он резко открыл глаза и уставился в освещенный факелами полумрак коридора, рисуя перед собой два лица — бок о бок. Покрась волосы в черный цвет, загни уголки глаз, выпрями нос.
Она почувствовала его напряжение и подняла голову:
— Что такое, милорд?
Голос был немного выше тоном, да, но он был того же типа.
Он оглядел ее с ног до головы — комплекция была безупречной, кожа — без единой веснушки. Но чтобы состряпать основы косметики, требуется не такая уж развитая технология.
Он нацелился указательным пальцем ей между глаз.
— Ты, — заявил он, — обманывала меня.
Его палец остановился на кончике ее носа.
В ее глазах мелькнуло разочарование, а затем она снова стала воплощением невинности.
— Обманывала вас, милорд?.. Я… я не понимаю.
Род щелкнул пальцами, кончик носа отлетел. Он кивнул мрачно, но с улыбкой.
— Крахмал и вода. Но ты поступила неправильно, выпрямив его. Мне он гораздо больше нравится чуточку вздернутым.
Он потер кончиком пальца по уголку глаза — и тот перестал быть косым, а на пальце появилось черное пятно.
— Крахмал и вода, и черная краска на веках. Немного муки, смешанной с жженой амброй, на лицо и хна для волос.
Уголки ее рта сжались. Лицо под краской покраснело от жаркого гнева.
Он покачал головой, наморщив лоб.
— Но зачем, девушка? Твое лицо во много раз прекраснее.
Он позволил себе момент самодовольства, когда гнев на ее лице растаял в нежности и страсти.
Она опустила взгляд.
— Я не могла тебя покинуть, милорд.
Он закрыл глаза, скрипнул зубами и только огромным усилием воли удержался, чтобы не сжать ее в объятиях.
— Но… — Он остановился и продолжил после громкого долгого вздоха: — Но каким образом ты последовала за мной, девушка?
Она подняла взгляд, невинно расширив глаза.
— В обличьи скопы, милорд.
Глаза его распахнулись с почти слышимым щелчком. Он уставился на нее.
— Ведьма? Ты? Но…
— Ты не станешь презирать меня из-за этого, милорд? — обеспокоенно спросила она. — Ты, который и сам чародей?
Его глаза потеряли фокус.
— Как? Чародей? — Он помотал головой, пытаясь прояснить ее. — Э, я хочу сказать… нет, конечно, не стану. Я имел в виду… ну, некоторые из моих наилучших друзей… э…
— Милорд? — Она взглянула ему в лицо. — Здоров ли ты?
— Кто, я? Конечно, нет! Нет, минутку. — Он остановился и сделал очень глубокий вдох. — Итак, слушай. Ты — ведьма. Так. Подумаешь, эка важность. Меня больше интересует твоя красота, чем твои таланты.
Горящие уголья, там, в ее глазах, готовы были воспламениться, если он подует на них. Он сделал еще один глубокий вдох и призвал свои гормоны к порядку.
— А теперь, давай внесем ясность в один вопрос.
— Да, милорд, — выдохнула она, прильнув к нему.
— Нет, нет! Я имею в виду не это! — Он шагнул назад, выставив перед собой руки, чтобы удержать ее. — Слушай. Единственная причина, по которой ты последовала сюда за мной, заключалась в том, что ты боялась, что я попаду в беду, с которой не смогу управиться, верно?
Она помолчала, свечение в ее глазах медленно угасло под приливом разочарования.
Она опустила взгляд.
— Да, милорд.
То, как она это произнесла, заставило его подумать, что она оставила жутко много недосказанным, но он поспешил со следующим доводом.
— Но теперь ты знаешь, что я чародей, верно?
— Да, милорд. — Он едва мог ее расслышать.
— Значит, ты знаешь, что мне нечего бояться, не так ли? Значит, больше нет нужды следовать за мной, верно?
— Нет, милорд! — Она вскинула лицо, пылая взглядом, затем ее подбородок поднялся немного выше, гордый надменный в своем упрямстве. — Я буду следовать за тобой по-прежнему, Род Гэллоуглас. В мире сем есть чары, о коих ты не ведаешь.
И одним из самых раздражающих в ней качеств, решил Род, было то, что она всегда была столь чертовски права. В этом безумном шиворот-навыворот мире было наверное куда как много «чар», которых он даже вообразить не мог.
Но с другой стороны, кажется, были некоторые, о которых она тоже не знала. Ведьма-любительница, скорее всего, и слишком старая, чтобы вступать в профсоюз — ей, должно быть, почти столько же лет, сколько и Роду. Фактически, ее «колдовство» состояло, кажется, из косметического искусства, способности летать птицей (это еще он не до конца вычислил) и совершенно необычной для женщины смелости.
Так что она права, у нее были веские причины беспокоиться о нем — он еще находится в опасности, но также и она. Нет. Без толку говорить ей, что она не может следовать за ним, она все равно последует. И он выйдет живым, как он всегда выходил из всех передряг, но она будет убита где-нибудь в кювете, где-то по дороге. Или, может быть, настолько свяжет его, что они оба кончат покойниками.
Он мотнул головой из стороны в сторону, энергично ею тряся. Он не мог позволить ей погибнуть. Он должен был как-то стряхнуть ее и знал, как именно.
Его рот скривился в кислой улыбке.
— Выходит, правда то, что говорят о сельских девушках: дай им миг доброты, и ты никогда от них не избавишься. У тебя, милая, высший класс приставучести.
Она ахнула, отступила от него, лицо ее исказила гримаса боли, а тыльная сторона ладони метнулась к губам. На глаза навернулись слезы, она закусила руку, повернулась и убежала.
Он уставился в пол, прислушиваясь к замирающим рыданиям, чувствуя растущую в нем пустоту.
По тяжелой дубовой двери громыхнул кулак. Род выкарабкался из глубины сна, забарахтался, пытаясь сесть.
Большой Том и деваха лежали, не шевелясь, не сводя глаз с двери. Род хмыкнул, поднимаясь на ноги.
— Не беспокойтесь, — пробурчал он. — Духи не стучатся.
— Эй, менестрель, — грохнул грубый пропитый голос. — Ступай к моему хозяину!
Род натянул камзол и поднял лютню. Он распахнул большую дверь, мотая головой, чтобы избавить ее от остатков скудного сна.
— Ты мог бы, по крайней мере, попробовать быть повеселее в такой час чертова утра? — проворчал он. — И кто именно, черт возьми, твой хозяин?
Тяжелый кулак попал ему ниже уха, заставив его откатиться к стене. Он поборол мгновенный импульс сломать этому типу шею.
Сквозь звон в ушах и шум в голове он расслышал глухой садистский смешок.
— Знай, как разговаривать с высшими, шут. То хорошее правило для мужлана.
Род поднялся, оперевшись руками о стену, и смерил взглядом своего противника. Это был простой солдат, одетый в кожу и кольчугу, которые нуждались в чистке, так же как и сам солдат.
Может быть, он и простолюдин, но у него был далеко не простой случай запаха, и венец всего — халитоз [23], обязанный, возможно, гнилым зубам, которые он выставлял напоказ в самодовольной ухмылке.
Род вздохнул и выпрямился, решив, что, возможно, лучше будет сыграть свою роль. Фактически, он заслужил удар, потому что выпал из характера своего персонажа. Шут в средневековом обществе канализировал выход эмоций — не только через развлечения, но также создавая мишень для агрессий, становясь их объектом.