На какой-то миг он обмяк от такого поражения, затем задрал подбородок и расправил плечи. Почему он допускает, чтобы это беспокоило его? В конце концов следующего рейса на Кассиопею ждать не так уж долго.
Но стена-табло утверждала иное: следующий рейс на Бету Кассиопеи отправляется лишь через неделю! Он недоверчиво уставился на цифры, и в ушах у него зазвучало эхо предупреждения Йорика — поторопиться. Роду Гэллоугласу предстояло исчезнуть, и отец Ал должен был гарантировать, что он исчезнет вместе с ним!
Тут в затылочной части его мозга зародилось нехорошее подозрение. Утверждать плохое было еще рано, но Род Гэллоуглас готовился открыть в себе какую-то необыкновенную силу, в то же время, он обладал, как, впрочем, почти все люди, каким-то изъяном в характере. И этот изъян мог стать рычагом, ухватившись за который его могли подтолкнуть к злым деяниям. Он мог стать очень мощным орудием в руках Зла или великой силой для Добра, если рядом с ним будет кто-то, способный указать на моральные западни и помочь ему избежать их.
Шансы зла определенно возрастут, если отец Ал не успеет связаться с Родом Гэллоугласом.
Ведь это так легко устроить — нужно всего-навсего сделать так, что он не успеет на свой корабль и прибудет на Грамарий слишком поздно! Наверно капитан лайнера пребывал в плохом настроении и не собирался ждать ни секунды, даже, если еще не прибыл один из транзитных пассажиров... Наверно, диспетчер космопорта сегодня крупно с кем-то поспорил и вымещал досаду на всем остальном мире, поместив корабль с земли на платформу Южная 220, вместо Северной 40. Поэтому Финаль восторжествовал, и противоречивость вселенной устремилась к максимуму.
Отец Ал круто повернулся и зашагал широким шагом к центру платформы.
Прибыв на главный перекресток, отец Ал прогулялся вдоль ряда лавок, выискивая, что ему требовалось. Церковь прилагала все силы, стремясь сделать таинства доступными для всех своих членов, как бы далеко от Земли те не находились. Особенно в тех местах, где больше всего могли понадобится даваемые ею утешение и ободрение.
Вот оно — занавешенное окно со знаком и надписью «Капелла Св. Франциска Ассизского». Отец Ал прошел через двойные двери, обвел взглядом ряды церковных скамей из твердого пластика, бургундский ковер и обыкновенный, простой престол на невысоком помосте с распятием над ним на обшитой панелями стене и почувствовал, как с его плеч сняли огромную невидимую тяжесть. Он теперь у себя дома.
Францисканцы, как всегда, оказались очень гостеприимными. Но когда он объяснил, что ему надо, возникло замешательство.
— Отслужить обедню? Сейчас? При всем нашем уважении, отец, уже шесть часов вечера.
— Но вы здесь, наверное, служите и вечерние обедни.
— Только по воскресеньям и при бдениях в святые дни.
— Думаю, что это необходимо, — отец Ал вручил францисканцу письмо папы. — Это несколько разъяснит ситуацию.
Он терпеть не мог козырять высоким положением — но ему доставило удовлетворение наблюдать, как расширились глаза у францисканца, когда он взглянул на подпись. Сложив письмо, он отдал его обратно отцу Алу и откашлялся.
— Ну... разумеется, отец. Все что пожелаете.
— Мне нужен всего лишь алтарь, на полчаса, — улыбнулся отец Ал. — Никакой проповеди, думаю, не понадобится.
Но он ошибся. Когда он начал служить мессу в капеллу заглянул прохожий, остановился, пораженный, а затем тихо вошел, отыскал скамью и преклонил колени. Когда отец Ал поднял голову готовый начать «Верую», то в изумлении увидел сидевшую перед ним группу людей, состоящую из хорошо одетых путешественников, портовых механиков, членов космодромных команд и нескольких джентльменов с трехдневными бородами, в промасленных с заплатами и с мешками на коленях спецовках. Любопытно, как у любого крупного космопорта всегда образовывался собственный район злачных мест, даже если он находился в миллионах АЕ* [1] от любой обитаемой планеты. И еще удивительней то, сколько католиков вылезло из щелей пластиковых сооружений при звуке алтарного колокола.
При таких обстоятельствах, он счел себя обязанным прочесть проповедь, которая всегда была у него наготове. Вот о чем он поведал:
— Братья и сестры мои, хотя мы находимся в капелле Святого Франциска, позвольте напомнить о священнослужителе, в честь которого был основан мой собственный орден — о святом Видиконе Катодском, принявшем мученическую смерть за веру. Это был незаурядный человек. Во время пребывания в семинарии он не переставал мыслить категориями действительности, а не того, что должно произойти в будущем. Он был, конечно, иезуитом.
Он обладал довольно странным воззрением, окрашенным чувством юмора. Когда он занимался преподавательской деятельностью, его студенты гадали, не верит ли он в Финаля тверже, чем в Христа. Многие молодые люди принимали его шутки всерьез и шли в святые ордена. Его епископ был в восторге от таких проявлений веры, но с опаской смотрел на причины большого наплыва. Потом об этом прослышал Ватикан. У Курии тоже имелись свои сомнения о его чувстве юмора, его перевели в Рим, где могли держать под наблюдением.
Для удобства слежки его сделали главным инженером Ватиканского Телевидения.
Сегодня это понятие вызывает недоумение. «Телевидение» было похоже на ЗМТ, но с плоским изображением. ЗМТ сначала означало в сокращении «трехмерное телевидение». Да, это было много веков назад — в лето Господа Нашего 2020-е.
Отца Видикона опечалила необходимость расстаться с преподаванием, но обрадовала возможность по-настоящему поработать с телевизионным оборудованием. Близость к папе нимало не умерила его энтузиазма и юмора. Он по прежнему упорно называл Творца «Космическим Катодом»...
— Отец Видикон, — сделал ему выговор монсиньор, — такая песня отдает богохульством.
— Она всего лишь непочтительна, монсиньор. — Отец Видикон присмотрелся к осциллоскопу и подправил пьедестал на второй камере. — Но впрочем, вы же доминиканец.
— А что бы это значило?
— Просто вы, возможно, слышали не то, что я сказал. — Отец Видикон склонился над переключателем и набрал цветные полосы.
— В его словах есть резон. — Брат Энсон оторвался от поисков неисправности в схеме платы ТБК. — Я лично счел ее вполне почтительной.
— Еще бы, ведь ее спели. — Монсиньор знал, что брат Энсон был францисканцем. — Сколько я еще должен задерживать репетицию, отец Видикон? У меня ждут архиепископ и два кардинала!
— Вы сможете начать, когда трубка камеры заработает, монсиньор. — Отец Видикон снова набрал вторую камеру и убедился, что осциллоскоп показывал все-таки верно. — Если вы торопитесь привести сюда кардиналов, имейте в виду, что может быть поломка.
— Мне непонятно, как красная мантия может вызвать столько бед, — пробурчал монсиньор.
— Еще бы, ведь вы режиссер. Но эти старые плюмбиконовые трубки не любят красное. — Отец Видикон подправил цветность. — Конечно, если бы вы уговорили Его Святейшество предоставить нам несколько камер с цифровыми платами...
— Отец Видикон, вы же знаете, сколько они стоят! А мы уже век, как Церковь Бедных!
— Скорее четыре века, монсиньор — с тех пор, как Кальвин сманил от нас буржуазию.
— У нас столько же католиков сколько было в 1390 году, — решительно возразил брат Энсон.
— Да, и тот год был сразу после «черной смерти», не так ли? А с тех пор население земного шара немного выросло. Мне не по душе быть пессимистом, брат Энсон, но у нас лишь десятая часть тех верующих, какие шли к нам в 1960 году. А судя по притягательности, демонстрируемой Преподобным Суном, нам еще повезет, если мы сумеем сохранить к концу года десятую часть и этой паствы.
— Сейчас у нас кризис с камерами, — напомнил им монсиньор, — вы не могли бы воздержаться от обсуждения кризиса веры до тех пор, пока не будут налажены камеры?