— Ну, да — но слова всего лишь сфокусировали совершившую исцеление силу.
У Гвен расширились глаза.
— Ты обладаешь такой силой?
— Ну, в то время она была во мне. — Род нахмурился. — Тот «дух», о котором я тебе говорил. Или может это все-таки я... Ну, не имеет значения. — Он снова посмотрел на Магнуса. — Насколько ты здоров, сынок?
— Я чувствую себя одеревенелым, но сильным, как всегда. — И прежде, чем они смогли остановить, Магнус перевернулся на колени и встал. Он сделал несколько испытующих шагов, а потом кивнул. — Я чувствую себя усталым, папа, но я здоров.
Род испустил вздох облегчения.
— Ну, какая б магия не совершила это, я целиком за нее!
— И все же, чем она была, на самом деле? — гадала Гвен. — Или... чьей?
— Я не уверен, что хочу знать ответ, — медленно произнес Род. — Пошли, давай убираться отсюда. Как только герцог Фойдин вернется в замок, по пятам за нами бросится целая армия.
ГЛАВА 16
Изменились не только деревья, но и время дня. Когда отец Ал шагнул мимо Векса через линию камней было утро, а здесь была ночь с проступающими сквозь блестящую листву лучами лунного света. Он затаил дыхание при виде красоты этой лесной поляны. Да, здесь может быть магия.
Затем он вспомнил о своей миссии и огляделся в поисках каких-либо следов Гэллоугласов. Лесной ковер из лишайника был основательно утоптан, здесь, наверняка, прошло много людей. Нагнувшись поближе, он сумел различить отпечатки маленьких и больших ног, наверняка, Гэллоугласы и их дети. Он выпрямился и огляделся кругом, сразу же увидел два уходящих от него следа, маленький и широкий. Подумав, он решил, что маленький след оставлен предварительной вылазкой, а широкий — всей семьей, двигавшейся вместе. Идти по этому следу оказалось легко — палую и лежалую прошлогоднюю листву разворошили, прутья поломали, а маленькие растения затоптали. Значит он не намного отстал от них, не больше, чем на сутки. И если он поспешит... Он отправился за ними, по освещенной луной проторенной тропинке.
Он прошел примерно двадцать шагов, прежде чем случайно поднял взгляд и увидел на стволе зарубку.
Он остановился, обрадовавшись. Какие они внимательные, оставляют ему такой четкий след! Конечно же, предназначали они его не для него — откуда им знать, что кто-то последует за ними? Они несомненно хотели знать, что смогут найти обратный путь к точке, где появились; она являлась, надо полагать, единственным местом, где этот мир соединялся с их собственным. Мир?
Он огляделся кругом, соображая. На Земле никогда не росло серебряных деревьев, как и на любой планете, о какой он когда-либо слышал. Доказательство едва ли решающее, но все же... Закралась холодящая мысль, что он, возможно, даже не в своей вселенной, и ему в первый раз пришло в голову, что следует побеспокоиться о том, как попасть обратно домой.
Любопытное дело, никакого беспокойства он не испытывал. Если Бог захочет, чтобы он вернулся на Грамарий или на Землю, то Он несомненно предоставит средства. А если Он не захочет, ну, отец Ал давным-давно решил выполнять ту работу, какую ни пошлет ему Бог, где бы она не оказалась. Смерть на родной планете не имела большого значения, по сравнению с выполнением воли Божьей.
Поэтому он бодро зашагал меж лесных деревьев, идя по следу зарубок и, насвистывая, — и не просто от хорошего настроения.
Он вышел на берег реки и посмотрел в обе стороны, высматривая деревья с... Какие там зарубки! Ничего! Ни одного отмеченного ствола!
Ну, конечно, возвращаться-то они будут вдоль берега реки; они будут знать, в каком они шли направлении. Для ориентации хватало и самой речки. Им нужно лишь знать, у какого дерева сворачивать снова в лес.
Вот тут возникла непростая задачка. В какую сторону они пошли? Налево или направо? Вверх или вниз по течению?
— Какая приятная встреча при лунном свете, красивый незнакомец.
Она поднялась из воды, темные волосы переливались у нее на плечах, прикрывая груди — и прикрывали их только они. У нее были большие, раскосые глаза, маленький нос, но широкий рот с полными, красными губами и очень бледная кожа.
— Как я счастлива, — промурлыкала она, — что нашла господина, способного поухаживать за мной.
Она вышла к нему из воды. Когда она поднялась вокруг ее бедер обвился, отдавая символическую дань скромности, водяной кресс. Отец Ал сумел силой вернуть свой взгляд к ее лицу, чувствуя в своем теле реакцию, напомнившую ему, что священники тоже люди. Он облизал губы и пробормотал:
— Приветствую вас, Леди Вод.
— Я не леди, — прожурчала она — А шалунья, жаждущая выполнять приказания смертного мужа, — она обвила ему руками шею и прижалась к нему всем телом. Это противоречило всем требованиям, которых желало его тело, но отец Ал мягко, но твердо высвободился из ее объятий и прижал ей ладони друг к другу у себя перед грудью, вынуждая ее тело отстраниться от него. Она в удивлении уставилась на него. — Как так! Не отрицай будто ты не хочешь меня!
— Хочу, — признал отец Ал, — но сие было бы не правильным.
Он взглянул, на ее пальцы и заметил между ними крошечные, рудиментарные перепонки.
— Не правильно потому, что ты смертный, а я нимфа? — рассмеялась она показывая безупречные, очень белые зубки. — Полноте! Это делалось часто, и всегда к восторгу мужчин! Да, к восторгу! — Но отец Ал вспомнил кое-какие древние легенды о том, как соблазнение водяной девой приводило к смерти. А, если это не получалось, то к возрастающему отчаянию, что обязательно рвало душу смертному любовнику. Он уцепился за эти воспоминания для придания себе сил и объяснил.
— Такого не должно быть. А то, что я человек, а ты нет, имеет к этому небольшое отношение. Видишь ли, девушка, если ты расточаешь милости своего тела там, где тебя только вожделеют, а не любят, то нарушаешь свою нетронутость.
— Нетронутость? — улыбнулась она, видимо забавляясь его словами. — Такие слова только для смертных, а не для эльфейцев.
— Отнюдь, — строго поправил ее отец Ал. — Слово это означает целостность, целостность твоей души.
Она рассмеялась, ослепительным водопадом звуков.
— Да ты, наверное, шутишь! У эльфейцев же нет бессмертных душ!
— Значит есть личности, — отец Ал разозлился на себя из-за забывчивости. — Самоотождествление. Самая суть тебя, то, что делает тебя неповторимой, особенной — не совсем такой, как любая другая, бывшая на свете нимфа.
Она стала серьезной.
— По-моему ты не шутишь.
— В самом деле, не шучу. Твое самоотождествление, девушка, твое истинное «я», сокрытое ото всех и известное только тебе самой, и есть то, чем ты являешься в действительности. Оно основано на тех немногих принципах, в кои ты искренне и глубоко веришь — верования, какие по-прежнему останутся па дне, в основании твоего «я», если напрочь убрать все манеры и стили поведения.
— Ну в таком случае, — улыбнулась она — я шалунья-нимфа, ибо в самой глубине моего «я» находится самый главный мой принцип — половые наслаждения. — И снова попыталась обвить руками его шею.
Эти истории отец Ал уже слышал раньше и не только от русалок. Он твердо удержал ее руки и смотрел пристально ей в глаза.
— То, о чем ты говоришь, лишь оправдание, и оно никуда не годится. Какой-то мужчина глубоко ранил тебя, когда ты была молода и нежна. Ты открыла перед ним свое сердце, позволив ему вкусить твое тайное «я», открыла также и свое тело, что казалось вполне естественным.
Она потрясение уставилась на него, а затем вдруг рванулась, пытаясь вырваться на волю.
— Я не стану больше тебя слушать!
— Станешь, — строго сказал он, крепко держа ее за запястья. — Ибо юный воздыхатель, насытившись тобою, удрал и забрал с собой часть твоего тайного «я». А потом весело пошел своей дорогой, посмеиваясь над тобою. А ты заблудилась в печали и боли, так как он вырвал часть тебя, которую никогда нельзя будет вернуть на место.
— Смертный, — так и возопила она, — ты с ума сошел? Я же нимфа!
Это отец Ал уже слышал.
— Не имеет значения. Никогда не возникало мыслящего существа, могущего разрывать на мелкие кусочки свое тайное «я» и бросать их прохожим; ты таким образом хочешь постепенно раздать все свое тайное «я», пока ничего не останется, и ты перестанешь существовать. Останется только ходячая оболочка. Это происходит всякий раз, когда ты открываешь свое тело тому, кто тебя не любит и тому, кого не любишь ты. Все это нарушает цельность твоего тайного «я». Мы так созданы, что наши внутренние «я» и тела неразрывно соединены меж собой, и когда открывается одно, должно открыться и другое. Поэтому, когда ты открываешь свое тело, держа закрытым свое тайное «я», то нарушаешь цельность своего «я».