Две семьи соседей Текли не приняли ее в свою среду. Обкомовские пенсионеры посчитали зазорным общаться на равных с посудомойкой, поэтому Текля отводила душу у Ольги, часто ее навещая. Вечерами после работы сестра, бывало, шьет, а Текля и ужин приготовит, и на кухне приберет, который раз и постирает… Одна осталась. Стюра забрала девочку к себе, приезжала к матери редко, и Текля измучилась одиночеством, особенно когда вышла на пенсию. Без Оли и ее семьи хоть волком вой, вот она и привязалась к ним. Приходила, когда хотела, открывала квартиру своим ключом и хозяйничала до возвращения хозяев. Иногда жаловалась, что колет сердце. Станет невмоготу, полежит денек — два, полегчает — опять на ногах. Пенсия небольшая, но ей много и не надо. Запасов всяких накопила предостаточно. К Стюре не ездила по понятным причинам, а до Ганнуси было очень далеко. После окончания института она завербовалась на Сахалин бухгалтером банка, потом стала его директором и прожила на острове более двадцати лет. Молодой влюбилась в морского офицера, обещал жениться, но поматросил и бросил. Сына растила одна. После десятого класса парень поехал в Ленинград поступать в институт и, наконец, найти там отца. Ганнуся к этому времени сильно болела, задыхалась, ходила с трудом. Приехала к матери очень по тем временам состоятельной пенсионеркой. Не знаю, за что ей назначалась пенсия — за выслугу лет или по инвалидности, но ее пенсия была больше моей зарплаты. Мать она не застала в живых. Текля умерла в начале зимы. Не проснулась утром. Три дня ее нет, Ольга и пошла узнать, в чем дело. Постучалась — закрыто. Прошло еще два дня. Снова закрыто. Сообщила Стюре. Взломали дверь — труп Текли уже вздулся. Стюра устроила богатые похороны, щедро оплатила обустройство могилы и могильщиков не обидела. Поминали ее Стюра с Ольгой, ни соседи, ни бывшие сослуживцы не пожелали прийти. Ганнуся студенткой была прописана у матери и имела все права на оставшуюся жилплощадь. Сын нашел отца и каникулы проводил в его семье. Ганнуся, как и Текля, осталась одна. Стюра устроила обмен, и Ганнуся поселилась в однокомнатной квартире в том же доме, где жила сестра. Наша летняя жара свалила бедняжку в постель. Она с горьким сожалением наблюдала, как тает на глазах привезенное ею добро. Две шубы из котика и норки, несколько шапок из песца и соболя, золотые и серебряные украшения с камнями, золотые самородки, алмазы… И на книжке лежала изрядная сумма. В декабре, слегка оправившись в прохладе, она сходила в сберкассу, переписала все деньги на сына и заверила у нотариуса завещание в его пользу. Собрать посылку и отправить ценности ему в Ленинград, сил у нее уже не было. Просить Стюру — дело гиблое, от нее-то в первую очередь нужно защитить добро. В письме она умоляла сына обязательно приехать. Он пообещал, что зимние каникулы проведет у матери. Не успел даже на похороны. Ганнуся к удивлению всех ее знавших покончила с собой. Повесилась. Стюра похоронила ее рядом с матерью. Через месяц приехал ее сын и обнаружил, что ничего, кроме сберкнижки, мать ему не оставила, хотя в присланном ею завещании было перечислено много дорогих вещей. Стюра объяснила племяннику, что часть из них пришлось продать на похороны, остальные были кем-то украдены, когда она занималась похоронами и жила у Ольги.