Тамара была лучшей среди нас и в женском и в общечеловеческом аспекте, поэтому ничего удивительного не было в том. что оба друга преклонились именно перед нею. Но Иван не мог утаить, что сильно любит ее, а Юрий, оказывая внимание на каждом шагу, не проявлял горячих чувств, и было не понять, любит ли он ее или просто временно увлекся. Духовно Тамара была ближе к Ивану, их союз был бы естественней и крепче… Если б не Вера! Юрий официально женат, но жены рядом нет, о ней он никогда не вспоминает и в наших глазах о выступает холостяком. Таким мы его и приняли.
Если не было света, последние уроки второй смены не проводились, детей отпускали домой. В декабре — январе это случалось довольно часто. В один из таких дней школа после третьего урока опустела. Рано взошла луна. Морозец. В учительской при свете коптилки я проверяла сочинения семиклассников. Тихо. Только из отдаленного класса доносятся детские голоса. Урок пения у Тамары. Ее четвероклассники очень любили петь, темнота им не помеха. Вот они и остались одни на всю школу и так распелись, что даже забыли о времени и порядочно пересидели.
Огонек коптилки метнулся… Кто- то рванул дверь. Юрий Николаевич явился на свидание. В комнатку, где Тамара жила с Соней, он не заходил. Обычно они недолго посидят в пустом классе, и он удалялся. У Тамары нет времени на длинные свидания. Ей нужно подготовиться на завтра к десяти урокам.
Юрий молча прошел к печке, придвинул ногой табуретку, небрежно уселся и, ухватившись за спинку стула, качнул меня, приглашая к беседе. Я не оглянулась И так ясно: успел выпить. В последнее время почти каждый вечер от него попахивало спиртным. На уроках — как стеклышко, а вот к вечеру… Понял, что разговора не будет, присмирел, закурил. Увлекшись работой, я забыла о нем.
И вдруг тягучая тоска, отчаяние и одиночество когтисто сжали мне душу.
— Скакал казак через долину… Блестит колечко на руке…
Я повернулась вполоборота. Юрий смотрел через окно на крышу соседнего дома, покрытую сверкающим снегом, и пел, углубившись в свои мысли. Мой отец, подвыпив, иногда тоже пел эту песню. Поразила схожесть интонаций и манеры пенил. Я перенеслась в далекое детство, в ту счастливую пору, когда в нашем доме устраивались застолья с квартетом замечательных певцов — отец с мамой и супружеская пара их друзей. Нет, отец пел несколько иначе, не так озлобленно-тоскливо. А Юрий продолжал рассказывать, как казачка, подарив кольцо, обещала через год стать его женой. Срок подошел, он вырвался из дальнего похода и "в село родное поскакал", на мосту встретил сестру, которая убила сообщением, что ему "подлюка изменила, другому сердце отдала". Не совладев с собой, он рванул к изменнице и увидел на крыльце молодку с ребенком малым на руках. Он оскорбил ее, прорычав, что она в тот же вечер изменила, другому, сука, отдалась. Нет, отец пел мягче, без бранных слов. Я впервые только сейчас их услышала. Что с Юрием? Лицо жесткое, злое, будто ему так тяжко, что терпеть дальше нет мочи. Будто чего-то ему не хватает, будто что-то потерял, но не ищет потерянное, оно в нем самом… Непонятно: шутник, повеса, шалопай — и такая безысходность, такое душевное родство с отцом последних его лет. Откуда они? Я повернулась к нему со стулом. Остаться бы в детстве еще хоть немножко, продолжая касаться душой к отцовской непонятной печали. Пусть бы Юрий так же обнажено пел, а я бы слушала. Но он встал.