— Честное пионерское, никогда- никогда не оставлю тебя одного! А ты в чем должен поклясться?
— Честное пионерское, никогда не допущу такой грубости! — сказал он без шутки. — А теперь поклянись, что всегда- всегда будешь так тешить и ублажать меня, как вчера!
— Честное пионерское, всегда- всегда буду- буду! А ты?
— Честное пионерское, всегда- всегда- всегда буду- буду — буду!. А что еще нужно тебе сказать?
— Ты чародей, Юрка!
Вместо ответа он, покачивая мен, запел вполголоса "Голубку", снабдив ее своими словами. Тогда "Голубка" была у всех на слуху, но вот уже лет тридцать я не слышу ее, хотя концерты Клавдии Шульженко иногда передают по телевидению. К сожалению, "Голубки" в них не включают. В памяти сохранился рефрен песни и несколько разрозненных строк, а вот мелодию я легко отличу в любом исполнении. Слушая Юрия, я представила себя прекрасной белой голубкой, которая по его зову устремилась в бескрайние океанские просторы и сквозь туман и грозы чутьем отыскала его парус "над волной морскою" и, сложив крылья, ринулась к нему из голубой выси: "Ты мои перья нежно погладь рукою!" Страстно- протяжная мелодия баюкала меня заморским очарованием небывалого ощущения душевного единства и слитности с любимым.
Года два тому назад я случайно наткнулась на телевизионную рекламу концертов к новогодним и рождественским праздникам и неожиданно услышала нечто, напоминающее "Голубку". Молодящаяся кривляка терзала дорогую мне песню своей манерой исполнения и сильно расстроила меня таким надругательством над гимном моей молодости. Страх стать свидетельницей публичной казни бесценной для меня мелодии держал в узде. В течение всей новогодней недели я не слушала ни одного концерта, переключая телевизор на другую программу.
Растроганная "Голубкой", в блаженном умиротворении я гладила его по щеке, приговаривая: "Какой ты необыкновенный чародей, Юрка!
— А забор мы сделаем решетчатым! — твердо сказал Юрий. — Не перебивай! Я все обдумал. Ты права, кирпичи из глины с соломой очень неказисты. Больше подошла бы полова, ее в колхозе мало. Убирают комбайнами, полова не отделяется. Возить песок от речки — труд каторжный, и машины в колхозе заняты на уборке. Дело гиблое. Я с классом в феврале был на экскурсии в цехах хлопкового завода Парторг попросил нас помочь прибрать освободившиеся площадки, где стояли уже переработанные бурты хлопка. Знаешь, что я заметил? Кругом грязь, а тут будто асфальт. За несколько лет земля утрамбовалась с волокнами хлопка и стала как асфальт. Мы тогда сгребли несколько машин волокнистого мусора. Я прямо сейчас отправлюсь на хлопзавод, отыщу парторга и поговорю, чтобы мусор к нам свозили. Добавим в глину волокна, кирпич получится прочным и гладким. Сложить решеткой, а потом можно побелить, а можно и так оставить. Неплохо будет смотреться. А вдоль забора посадить розы. У Ани растут в саду три сорта чудесных роз — белая, пунцовая и оранжевая. Нарежу черенков, прорастим и высадим в землю. Цветут с июня до снега. А чтоб весной срезать букеты, высадим луковицы подснежников, тюльпанов, воронцов. Осенью накопаем в горах и посадим у себя. Устроим райский уголок. Ну, я пошел.
На хлопзаводе он долго не задержался. Влетел в учительскую, где я шила, радостный и сразу выпалил новость:
— У нас будет забор из сетки! Завод начал строить ограду из жженого кирпича, проволочную сетку вокруг заводской площади убирают. Как спишут, сто метров дают нам. И трубы для стоек, и цемент, чтобы намертво укрепить стойки. И машину дают, чтобы перевезти это добро. Знаешь, кто там парторг? Сабир Мансуров! Его сестра с нами училась, а он классом ниже. Воевал с сорок второго, брал Берлин, расписался на Рейхстаге, замполит роты… Вот он все это и провернул. Мы с Иваном за неделю установим ограду…. Сетку натянем в два слоя и покрасим. Дешево и сердито!
Вечером того же дня произошло еще одно памятное событие. Стало привычным, что Юрий поет, а я, сидя у него на коленях, слушаю, не смея подать голос, хотя в хоре обычно не молчу. Прогремела гроза с молнией и водопадным дождем, очень редким в тех местах. Воздух очистился от пыли, небо заголубело, дышать чистой прохладой стало очень приятно, двор, смоченный дождем, тоже нес чистую прохладу, и мы с Юрием уселись на промытые ступеньки перед учительской. Он задумчиво запел: "Сонце ныэенько, вечер блызенько…" Я, поддавшись его настроению, тихонько стала подпевать. Он подтолкнул, чтобы добавила голоса, смелее вела мелодию, и мы дуэтом вполне прилично довели песню до конца. Потом вторую…. Третью… Так и пропели весь вечер, а мама сидела у открытого окна за занавеской и тоже неслышно подпевала нам… Убаюкивающая грусть таких вечеров сближала нас, вызывая желание подольше посидеть, вот так обнявшись и отдавшись чувству духовного единения.