— Зато это делает Надежда Алексеевна и кто-то посильнее ее. Так что же вы предлагаете?
— Оставить все как есть. Дать нам математика, лучше парня, мы его тут женим. Невесты у нас есть. Создастся молодежный творчески работающий коллектив, и вы не пожалеете, если примете такое решение. Дети погибших фронтовиков имеют большее право на помощь государства, чем девочка, волею обстоятельств лишившаяся отца. Он от нее не отказывается, но не приемлет ее мать. Весь год платил алименты по собственному заявлению. Лида на алименты не подавала.
— К сожалению, это невозможно. Директором вам уже не быть, и придется расстаться с Юрием Николаевичем, для вашего же блага. А спасать вас нужно, хотя бы от Сары-Таша. Слишком мощные рычаги двинуты на ваше уничтожение. Я доволен, что у нас состоялся такой разговор. Хотел бы поговорить и с Юрием Николаевичем. Пусть зайдет в райком. Жду его завтра. Сразу после двенадцати.
— Думаю, что он не придет. Вам не миновать разговора о Лиде, а это для него тема запретная. Иначе он все рассказал бы мне. Выкручиваться, юлить или отмалчиваться он не способен. Он очень прямой и честный человек. Я передам ваше приглашение, но на успех не надеюсь…В нем целый мешок всяких талантов. За что ни возьмется, все у него получается на высшем уровне. Посадит морковку — у него вырастет самая крупная, за стул возьмется — не уступит мастеру, вечер устроит — все в восторге. Энергии в нем непочатый край. Вы видели остатки дувала вокруг школьного двора, так он решил их разбросать, поставить аккуратный сетчатый забор, а вдоль него разбить клумбы, чтобы цветы были от снега до снега. Подснежники, тюльпаны, воронцы, розы, георгины… Мечтает завести гладиолусы. Их здесь почему-то ни у кого нет, а он очень любит букеты с гладиолусами. Заведет непременно, если решил. Вот так же он талантлив в честности и прямоте. На правду о разладе с Лидой он наложил запрет, а врать так и не научился, поэтому никогда о ней не говорит. Очень любит детей. Учитель от Бога. Вы читали, какой урок он сотворил, а работает всего первый год, без иняза, на одном педтехникуме…
— Так он не кончал даже учительского института?
— Он с последнего экзамена в педтехникуме ушел на фронт, воевал в разведке, чуть больше года, как демобилизовался. На будущее лето мы планируем поступать заочно, сразу в пединститут, два года учительского не дадут того, что нам нужно… У меня тоже только педтехникум…
— Знаете, я завидую Юрию Николаевичу, получившему в вашем лице такую настойчивую заступницу. Не каждый может это заслужить. Я такой заступницы никогда не имел, и, боюсь, что не заимею. Жена не замечает во мне мешка талантов.
— Вместо десяти мешков с талантами у вас есть большая и умная душа… Это очень редкий дар. Жена это понимает и тянется за вами.
— Спасибо. Вы, оказывается, умеете говорить комплименты.
— Это не комплимент, а констатация истины.
— Вдвойне приятно. Рецептик вашего кваса я записал, постараемся с женой его соорудить. Запас отрубей у нас есть. До свидания, дорогая Татьяна Павловна! Жаль, что вы попали в такую неприятную ситуацию. Всего доброго.
— И вам всего самого доброго. Да, вот о чем я сейчас подумала. Если бы Юрий был один виноват в развале той семьи, он сказал бы мне обязательно. Значит, виновата Лида. Молчит, потому что ему противно в своих несчастьях обвинять женщину.
— По-видимому, вы правы. Если ваша характеристика верна, по-другорму он поступить не мог. Но это дела не меняет.
Андрей Игнатьевич уехал, и посыпались напасти, только успевай разгребать.
Надежда Алексеевна налетела на мою маму в магазине:
— Плохо смотришь за своей дочкой, Степановна! Довертелась хвостом, что вскружила Юрке голову. Жена приехала, а он и не смотрит на нее! Никак не оторвется от потаскухи. Так и передайте ей: на порог не пущу, у меня уже есть невестка и внучка… Скоро погонят сучку с директорства, а там, Бог даст, и из учителей тоже.