Глаза Эннвин гневно вспыхнули.
— Детские сказки. Я не…
Аксис прервал ее:
— И Фарадей отведена своя роль. Блюстители пророчества и авары, люди Рога, любят ее всей душой. Всемогущие Рогачи, живущие в Священной роще, считают ее своим Другом.
Эннвин широко раскрыла глаза.
— Фарадей? — задохнулась она. — Фарадей тоже в этом участвует?
— Да, но не рассказывай этого Борнхелду. Не думаю, что ему это понравится.
Эннвин долгое время молчала.
— Фарадей — королева, — сказала она наконец, — в Карлоне. Она несчастлива с Борнхелдом. Ты идешь в Карлон?
Аксис кивнул.
— Ты освободишь ее от Борнхелда, Аксис?
— Я женюсь на ней, Эннвин, когда займу трон Ахара, — сказал он. — Это все, чего я хочу. — И да простят меня Звезды за эту ложь, подумал он. Хотя в течение многих месяцев это и в самом деле было все, чего мне хотелось.
— А! — выдохнула Эннвин, и глаза ее заблестели. — Вот оно что.
— Эннвин, можно ли мне посидеть немного в комнате Фарадей?
Немного удивившись, Эннвин кивнула.
— Пойдем, я тебя проведу.
Долгое время Аксис просидел в простой комнате, в которой ребенком жила Фарадей. Здесь, окруженный принадлежавшими ей вещами, он мог наконец подумать о ней без ощущения глубокой вины, из-за чего последнее время старался отодвинуть горькие воспоминания.
Промурлыкал песню Возвращения, и перед ним замелькала Фарадей: ребенок, подросток, юная девушка-красавица. Улыбнулся. Она была смешным ребенком: неловкая, рыжие волосы, длинное веснушчатое лицо. Но жизнерадостность, доброта, отзывчивость… эти качества сохранила она, и сделавшись красавицей. Перед ним прошла череда детских ее обид и разочарований: потеря любимого кота, буря, помешавшая пикнику, материнские не слишком строгие упреки за шаловливое поведение. Счастливые воспоминания, однако, преобладали. Фарадей выросла в этой комнате, окруженная любовью и заботой.
Аксис не лгал, когда говорил Азур о своей любви. Но отнимала ли его любовь к Азур то, что он чувствовал к Фарадей? Или они на равных существовали в его сердце? Неужели же он, несчастный дурак, любит обеих женщин? Они так сильно отличались друг от друга, что, любя одну, получалось, что он ничуть не поступался любовью к другой.
— Да, я никогда не говорил Фарадей, что люблю ее, — сказал Аксис вслух. Он все пытался найти оправдание своему поведению. — Возможно, она воспринимает мою к ней любовь как нечто само собой разумеющееся.
Он и в самом деле никогда не говорил Фарадей о своей любви. Говорил он ей много чего, намекал, что, возможно, любит, но сами эти слова ни разу не были сказаны.
— А ведь к Борнхелду она отправилась сама и вышла за него замуж, — все так же вслух рассуждал Аксис. — Не может же она рассчитывать, что до конца жизни я останусь одиноким и сохраню целомудрие.
Долго сидел еще Аксис на девичьей кровати Фарадей, пока не увидел на полу мягкую тряпичную куклу с раскинутыми руками и ногами. Она странным образом напомнила ему о том, через что прошла Фарадей. Ею самой постоянно манипулировали: Айсенд, блюстители пророчества, само пророчество, даже Раум и, разумеется, он, Аксис. Контроля над собственной жизнью у нее почти не было. Словно тряпичная кукла, забытая всеми Фарадей жила в Карлоне и ждала, когда кто-то придет и распорядится ею по своему желанию.
— Ах ты подонок, — прошептал Аксис. — Как смеешь ты оправдывать свое предательство?
Но факт оставался фактом: Аксис не мог исправить зло, которое он причинил Фарадей, не мог удалить из своей жизни Азур. Он любил обеих, хотя и совершенно по-разному. Они обе будут при нем.
И обеим придется с этим смириться.
Он вздохнул и поднялся. Возможно, то, что он сюда пришел, было неправильно. Только совесть растревожил, а ведь сейчас ему нужно думать совсем о другом.
— Фарадей, — пробормотал он и, подняв с пола тряпичную куклу, посадил ее в кресло.
Глава сорок седьмая
КАРЛОН
Из окна собственных дворцовых апартаментов Борнхелд смотрел на Карлон, не желая поворачиваться лицом к Джейму.
Брат-Наставник был в ярости и не хотел этого скрывать. Зачем только он подсаживал этого… этого олуха на трон, если тот сидит себе сиднем, в то время как братец оттяпал у него половину Ахара?
— Он захватил Скарабост, — клокотал Джейм. Обычно непроницаемое лицо исказила гневная гримаса. — И продвигается к Папоротниковым горам. На очереди Аркнесс и Тарантез. А ты сидишь и говоришь «пусть себе»?